Шен Моисей

«22 июня, 1941 год» Александр Некрич. Город Бостон.

Три стихотворения.

1. О Сталине писал он в книге той,

И о преступных всех его просчетах.

От сильной власти сделался «крутой»,

Угробил и сгноил людей без счета.

Некрич подвел итог губительной войны,

А Сталин явным был дегенератом,

Отечества прекрасные сыны,

Ушли, считая его другом, и собратом.

Он хитрым стал, жестоким зверем,

И окружил себя подобными волками,

Историю войны изучим и проверим,

И разгребем дерьмо дрожащими руками.

Заслуга Сталина в тех жертвах поражает:

Как армия смогла терпеть ублюдка,

И где-то женщина подобного рожает

От этих мыслей жить довольно жутко.

О Гитлере мы знаем, что маньяк,

Но Сталин был, по-моему, коварней,

Родился он в сарае, словно хряк,

Возможно, даже рядом с псарней.

Прожил он жизнь, как скрытный бес,

Не спал ночами и считал победы,

И возносили его люди до небес,

Пряча в сердцах и горести, и беды.

Мы сами сделали его султаном,

Возможно, стал он даже Чингисханом.

Как помним, плохо спал, поглаживая брюхо,

Оно к страданиям людей – преступно, глухо!

Союз сам воспитал подобного урода,

Не возвратится ль вновь на «хряка» мода?

2. 100 лет со дня рождения и 72 лет гибели

летчика-героя, майора Михаила (Меера)

Плоткина. 2014 год.

Под Сестрорецком смерть свою нашел,

Участвовал в полетах над Берлином,

И в вечность навсегда ушел,

Как стаи птиц, летящих клином.

О нем я слышал очень мало,

Евреи были не в почете,

Хоть сердце биться перестало,

Стояли все на дьявольском учете.

Еврей генсеку - тряпка для быка,

Глаза от злости лезли из орбит,

Сжималась в ярости безвольная рука:

-Он жив, еще ни разу не подбит?

Такие молодцы нужны ГУЛАГу,

Пусть Магадан проявит и отвагу…

И сорок лет молчала о герое пресса,

Было сильно в стране влиянье беса!

3. «Ленинград, Ленинград, я еще не хочу

умирать!» О. Мандельштам. 1930 год.

Поэт был ясновидцем без сомнения,

И чувствовал несчастье постоянно,

В те годы был под наблюдением,

В груди зияла и дымилась рана.

В стране был голод, смерть шла по пятам,

Он видел Ленинград и трупов горы.

Войти желал он в синагогу, в храм,

Но перед ним - крысины норы!

И люди падали с гримасой на лице,

Там женщина маячила с косою рядом,

И смерть летала с крыльями Цеце

А с неба сыпались фугаски градом.

Он молод, нет ему еще и сорока,

«Усатый Осетин»! Возможно, это мания,

Стихи строчит, тверда еще рука,

И четко видит ленинградские страдания.

Ведь в Петербурге пролетели годы,

Смерть настигает словно рать,

Он как ревматик, чувствовал погоду,

Твердил одно: «Как не хочу я умирать!»

И за три года до войны, блокады,

Он встретил смерть лицом к лицу,

Кремлевские сатрапы были рады,

Служа Отцу народов, подлецу.

По телевизору - Тамара Гвердцители,

И будто разрываюсь я на части.

Воспоминания душу мне разъели,

В плену ее энергии и страсти.

Мне кажется, звучит голос поэта,

О тысячи погибших там людей.

Но не найти правдивого ответа:

-В Союзе кто безжалостный злодей?

И Мандельштам все сердцем, понимал,

Как все предвидел: горе, смерть и слезы.

От жизни и страданий так устал,

Не перенес он магаданские морозы.

Поет чудесная Тамара Гвердцетели,

Прекрасны песенные трели.

Еврейскую в них ощущаю грусть,

И ясно слышу: «Я к тебе вернусь!»

Шенкман Моисей. Ratingen.