Шен Моисей

Агенты по Шолом-Алейхему

В железнодорожных рассказах Шолома Рабиновича (Алейхем) за 1921 год, Нью-Йорк, с более полным переводом с идиша Бакманом, (из архива) включен рассказ «Агенты».

Все действие пьесы происходят в вагоне третьего класса, где обычно имеются одно или два купе. Я продолжаю этот рассказ с явления пятого, так как до этого места он был опубликован в шестиатомном издании. Я рекомендую его перечитать из шестиатомного издания.

Явление пятое.

Дверь купе быстро открылась, и появилась голова проводника:

-Следующая остановка Задорожная, прохрипела она, пробежав глазами по пассажирам.

-Ну и рожа, - промолвил Теркельтауб, прижав портфель к груди. – Пустили козла в огород.

Все почему-то вздрогнули, промолчали и вздохнули.

Через минуту в купе ворвались двое мужчин. Один из них высокий под потолок, держал в руках пистолет: Второй был поменьше ростом с сумочкой в руке.

-Ша! Ни звука, оставаться всем на своих местах, - проговорил первый высоким голосом, - иначе я сделаю вам дырку в голове. - Как у вас там говорят, не так страшен ад, как путь к нему…

-Убивать вас не будем, только небольшое ограбление, - промолвил второй Деньги, кольца, часы и браслеты возьмите в правую руку и положите мне в эту сумку. Я все равно их у вас найду, и будет чуточку больно. Что приуныли, будем считать деньги в ваших карманах…

Якгнегоз вскочил с места, сделал шаг в сторону и получил удар рукояткой пистолета по голове. Он рухнул на пол и затих. Шляпа с его голова слетела, обнажив небольшую лысину.

-Убили, - прошамкал Бакфиш, продолжая что-то жевать. По лицу его пробежала судорога.

Тот, кто был поменьше ростом, с пальцами, как у пианиста, ловко стал осматривать каждого. Он начал осмотр с Менахем-Мендала. Вытряхивал бумаги из портфелей и разбрасывал их по стол, залезал во все укромные места агентов, заставляя их пошире открывать рот и высовывать язык. Вскоре осмотр был окончен. Грабители быстро исчезли, как и появились. Поезд подошел к станции. Теркельтауб бросился к двери. Она оказалось закрыта на ключ. Бакфиш стал громко барабанить кулаком по двери и кричать:

-Ограбили, убили, помогите! Вскоре появился знакомый проводник.

-Что шумите? - проговорил он, – вы не на базаре, некоторые пассажиры еще отдыхают.

-К нам ворвались бандиты и нас ограбили, - прокричал Ламтерншиссер, - ранили нашего товарища.

-Я ничего не видел, ничего не слышал, - пробормотал сквозь зубы проводник. Лучше наведите в купе порядок, перестаньте орать, хулиганить, иначе я вас всех сдам в полицейский участок…

-Получается, что мы сами себя высекли, - вздохнул Теркельтауб. И когда поезд тронулся с места, он присев к столу и стал разбирать разбросанные бумаги.

Якнегоз пришел в себя, с трудом поднялся на ноги, держась за голову, промолвил:

-С полицией иметь дело – себе дороже. Как сказал царь Соломон «Мудрый боится и удаляется от зла, а глупый раздражителен и самонадеян». Погром и в купе – также настоящий погром, но главное то, что мы живы…

Бакфиш кивнул головой и глубокомысленно заключил: «Пока корова доится, ее на бойню не ведут». Выше голову, господа!

Явление шестое.

Ламтерншиссер, засунув папироску в рот, воскликнул:

-Вот и наступил момент застраховаться на случай смерти. Нас всех могли отправить к праотцам, если это не произошло, то это почти чудо.

Менахем-Мендл вздохнул. Лицо его было залито кровью.

-По закону справедливости, кто меня из вас заштрафует от смерти? Десять причин убеждает человека меньше, чем серьезная одна. Я уже созрел для штраховки.

Я, - сказал, - Бакфиш. - А меня, возможно, если не возражает, пусть будет страховать Таркельтауб.

Какие возражения могут быть между друзьями по несчастью, - проговорил он, поглаживая густую бороду. – Я Лазарь Константинович, генерал инспектор и агент-организатор общества «Урбен» сделаю это с большим удовольствием.

-А я, Якнегоз, субагент общества «Якорь заштрафую от смерти самого гнерал-инспектора, хотя моя голова раскалывается от боли. Он берет папироску у Ламтерншиссера.

Вскоре агенты, разобрав разбросанные бумаги, друг друга застраховали от смерти. Только Ламтерншиссер, окружной агент аквизитор общества «Эквитебль» почти промычал с папиросой в зубах:

-Кандалы остаются кандалами, даже если они позолочены. Настала пора мне послушать брата, он уже пять лет живет в Америке. А сейчас я почти полетел вверх тормашками и мог получить травму. И хватит, считаю, страдать, бояться, пора собираться в далекий путь. Общество «Эквитебель» пусть цветет без меня. Когда у человека не остается выбора, он становится отважным…

-Вот и славно, - при расставании промолвил Бакфиш, - При нашей встречи я говорил, что желудок у человека главный котел, от которого зависит наше здоровье и самочувствие Его надо беречь и не заполнять всякой дрянью. И голова также нужна и пусть она рассуждает, какие каждому принимать решения. Но моя страховая компания самая надежная. Вы наверно не знаете Беню Рохмана. Он был здоровым, крепким парнем. Никогда не болел, ел только, как и я, кошерное и все свежее. И жена его застраховала на 5 тысяч. Но недавно он выпал с 11 этажа и, не успев долететь до третьего, а жена уже получила страховку. Какая оперативность!

-Возможно, он залез на подоконник в Шабат, - криво усмехнулся Ламтерншиссер, - Бог такой поступок не прощает. Лежал бы на диване в объятиях любовницы и думал о вечности.

-Нужно чаще думать о семье, о детях, вздохнул Таркельтауб, и еще о штраховке добавил Якнегоз. И о погромах также не забывать – сказал Ламтерншиссер. – Они с детства сидят у меня в печени. Бабушка и младшая сестренка была разорвана разъяренной толпой у меня на глазах.

-Еще помнить и о деньгах, - добавил Якнегоз и вздохнул. Но я всегда вспоминаю слова настоящего мудреца Моисея Маймонида «Да избавит нас Бог от сомнений».

Тяжелый хлеб по рассказу «Агенты».

Агенты встретились случайно,

А поезд мчал, качал вагоны,

В страховке не было особой тайны,

Не вырывались жалобы и стоны.

Была задача убедить людей –

Страховка для семьи, что манна,

И вкладывай деньжата посмелей,

Получишь деньги без обмана.

Но страховать кого? Они агенты,

В портфелях полный - винегрет,

Не нужно им медали, комплименты,

Подарки, книжки, из цветов букет.

Страхуй жену, возможно мать и сына,

Молись, что б Бог тебя не миновал,

Какая здесь была приличная картина!

А где они могли еще служить?

Им перекрыт был путь к профессии иной,

Иль как бездомный пес чуть-чуть повыть,

И даже плюнуть на судьбу, уйти в запой.

Ворвался вдруг в вагон « Девятый вал».

Их деньги смыла той волной могучей

Под пистолетным дулом все забрал,

И скрылся, словно солнышко за тучей…

Россия-мать таких детей не защищала,

Давала резать, бить и за границу отсылала.

И ручеек из них сейчас еще струится,

Скажите, с кем еще необходимо биться?

Заключение.

Евреем в царской России запрещалось жить в деревнях, заниматься сельским хозяйством. Лук, морковка, горох и картошка должны растить без их участия. Государство лишало их возможности работать в промышленности, на транспорте. При поступлении в средние и высшие учебные заведения была установлена мизерная процентная норма. Имелась еще черта оседлости, настоящее средневековое гетто.

Где ж и как евреем можно было учится, работать, содержать семью, растить детей?

Главным организатором погромов являлся сам император Николай 2. Недаром его называли Кровавым. Он же мог остановить погромы одним росчерком пера. Антисемитизм тогда расцвел пышным букетом. Поэтому много евреев в те годы уехало из страны, оставив могилы предков, бросив те места, где прожило ни одно их поколения. И в революцию многие подалось ни от хорошей жизни. Если бы при отмене крепостного права еще в 19 веке, была также дана свобода и евреем, и всем народам, проживающим на территории царской России, революции бы не было, Столыпин не погиб бы от пули террориста и династия Романовых продолжала процветать. Да и Россия стала бы самой могучей державой. Но «идиоты» по Достоевскому, что хотели, то и получили.

Еще Марк Твен, великий американский писатель, которого сравнивали с Шолом-Алейхемом, за 10 лет до пролетарской революции, и который знал об ужасных еврейских погромах в России, писал: «Если б дать больше власти императору в царской России и христианской церкви, то они отправят, не моргнув глазом, несчетное количество людей, в том числе матерей с грудными детьми умирать в невообразимый ад Сибири».

А через 25 лет такую власть получил И. Сталин и его собачье ЦК, заменившее церковь. И ГУЛАГ в Сибири заработал на полную мощность. Революционеры из евреев сыграли в этом не последнюю роль, в дальнейшем и поплатились за недальновидность и откровенную глупость. Они не читали удивительные слова Марка Твена. «Дайте власть кому угодно, и эта власть будет угнетать, она перебьет всех ближайших родичей и не только, а затем заснет без снотворного».

Шолом-Алейхем в Житомирский пединститут поступить не смог из-за процентной нормы. Когда писал свой рассказ «Агенты», прекрасно понимал, почему здоровые, крепкие, умные люди подались в агенты. У них, возможно, маячила уже в слабых мозгах революция. А где они смогли бы найти еще работу? В сорокапятилетнем возрасте писатель и сам уехал из страны. Он обращался к писателю Льву Толстому, чтобы тот своим авторитетом и словом обратил внимание общественности на проявления антисемитизма в России, на ужасные погромы, которые катятся от одного местечка к другому, на слезы несчастных матерей. Но великий писатель оставался глухим и равнодушным к подобным просьбам. Его больше интересовала пустая болтовня и многочисленные крестьянки, которые перед ним раздвигали свои ноги.

В молодости после окончания среднего училище в 1877 году Шолом-Алейхем жил и работал репетитором в городе Ржищеве, в 70 километрах от Киева и недалеко от родного города Переяслава.

В Ржищеве проживала семья моей бабушке Любы Менделевны, в замужестве – Трояновская. Ей тогда было 5-6 лет. Шолом Нохумович Рабинович был ее учителем, репетитором, учил ее писать и читать на идише, проводил познавательные игры. Несколько месяцев даже прожил в их доме. Одновременно он занимался и с другой сестрой Идой, которая была моложе бабушке на год.

Интриги и конкуренция местных учителей вынудило его покинуть через год не совсем гостеприимное место. Моя бабушка писала и говорила на идиш, вспоминая свои детские годы, купание в речке Леглич, и первого своего учителя, о котором не раз рассказывал ее отец Мендл. Уже в зрелые годы она на языке идиш прочла некоторые произведения этого замечательного писателя. Даже однажды написала ему письмо и он, ответив, прислал ей небольшую свою книжку на идиш с пожеланиями. В годы революции эта книга Шолом-Алейхема пропала.

Люба Менделевна Трояновская, моя бабушка, была похоронена на 86 году жизни в Ленинграде на еврейском кладбище.

Моисей Шенкман, август 2016 год.

Чтобы написать комментарий - щелкните мышью на рисунок ниже