Антонов Михаил

Пушкин и ныне глава 3 часть 3

В России быстро распространялись французский язык, как язык общения аристократов всех европейских стран и мода на всё французское. Критика Франции, французской мысли и французской моды не поощрялась. Так, в немилость попал Фонвизин, который в своих письмах из Парижа изобразил этот город утопающим в грязи и нечистотах, а французских аристократов обоего пола немытыми, которые запах пота отбивают запахом крепких духов, и жуликоватыми.

Всё изменилось с началом Великой французской революции. Екатерина испугалась, что революционные идеи из Франции проникнут в Россию. Кончились заигрывания с французскими энциклопедистами, мода на Вольтера. Но французский язык стал и в российском свете главным языком общения. А чужой язык и чужая культура открывает дорогу в страну чужому капиталу.

С утверждением в свете французского языка Россия окончательно раскололась на благородное общество и народную массу. Кажется, Герцен писал: «Мужик!» - презрительно говорил барин крестьянину; «Немец!» - с ненавистью отвечал про себя сельский труженик (имея в виду под немцем каждого русского, говорящего на чужом языке). Барин был бритый (безбородый) и носил европейскую одежду, крестьянин отпускал бороду, обувался в лапти и одевался, как встарь, в русский народный рабочий костюм. В кратковременное царствование императора Павла I Россия то воевала с Францией (итальянский и швейцарский поход Суворова), то замышлялся совместный русско-французский поход в Индию с целью освобождения этой жемчужины в британской короне от господства англичан. Но в области культуры существенных изменений в России не произошло.

Александр I с союзниками потерпел позорное поражение от Наполеона в битве при Аустерлице. Затем русские и французские императоры заключили Тильзитский мир. Но Наполеон его нарушил, вторгся в Россию во главе войск почти всей континентальной Европы, захватил Москву и оказался в кремле в огненном кольце сгорающего большого города. Захватчикам пришлось бежать из России, но пересечь её границу удалось лишь жалким остаткам вторгшегося громадного войска. Большинство их погибло на Русской земле, а пленные по большей части остались в нашей стране, обрусели и превратились в подданных русского императора. Начался поход русских войск, закончившийся взятием Парижа. Перепуганные парижане не ожидали, что русские варвары в отместку за сожжённую Москву уничтожат их прекрасный город, это украшение Европы. Но Александр проявил неслыханное великодушие. Он лишь провёл в Париже парад русской гвардии. Русские гвардейские офицеры влились в светское французское общество, и аристократы Франции с изумлением обнаружили, что эти варвары в светских манерах им не уступают, а по-французски многие из них говорят чище, чем большинство образованных парижан. Это, конечно, не изменило мнения французов и других европейцев о русских как о варварском народе, зато ещё более возвысило чувство гордости французов своей культурой: ведь это такая сила, которая способна даже из некоторых варваров сотворить некое подобие цивилизованных людей.

А в России возвращение русских войск из победоносного заграничного похода вызвало высокий патриотический подъём, что замечательно отразил Пушкин в повести «Метель». Он не стал расписывать царившее до войны преклонение перед всем французским, а выразил его всего одной фразой: героиня повести «была воспитана на французских романах, и, следственно, была влюблена». Эта «книжная» романтическая любовь едва не привела влюблённых к катастрофе, которой героине удалось избежать лишь благодаря редчайшему, воистину чудесному случаю.

«Между тем война со славою была кончена. Полки наши возвращались из-за границы. Народ бежал им навстречу. Музыка играла завоёванные песни: Vive Henri-Quatre («Да здравствует Генрих Четвёртый» - франц.), тирольские вальсы и арии из Жоконда. Офицеры, ушедшие в поход почти отроками, возвращались, возмужав на бранном воздухе, обвешанные крестами. Солдаты весело разговаривали между собою, вмешивая поминутно в речь немецкие и французские слова. Время незабвенное! Время славы и восторга! Как сильно билось русское сердце при слове отечество! Как сладки были слёзы свидания! С каким единодушием мы соединяли чувства народной гордости и любви к государю! А для него какая была минута!

Женщины, русские женщины были тогда бесподобны. Обыкновенная холодность их исчезла. Восторг их был истинно упоителен, когда, встречая победителей, кричали они: ура!

И в воздух чепчики бросали.

Кто из тогдашних офицеров не сознается, что русской женщине обязан он был лучшей, драгоценнейшей наградою?..

Но в уездах и деревнях общий восторг, может быть, был ещё сильнее. Появление в сих местах офицера было для него настоящим торжеством, и любовнику во фраке плохо было в его соседстве».

Пушкин здесь выступает одновременно в двух ролях: он и непосредственный участник событий, разделяющий общий с народом восторг по случаю победы (он в те годы был лицеистом), и как зоркий сторонний наблюдатель. Почему возвращающиеся из победоносного похода русские воины поют французские песни («Да здравствует Генрих Четвёртый» и др.)? Почему даже солдаты вставляют в свою речь немецкие и французские слоечки? Да кто же кого победил? Не произошло ли нередкое в истории событие - «завоевание завоевателя»? Как, скажем, кочевники-булгары завоевали землю славян-земледельцев и были ими ассимилированы, дав новому народу лишь своё имя болгар.

Нечто подобное произошло и с победительницей Россией. Ведь офицеры принесли из заграничного похода не только песню про «Генриха Четвёртого», но и западные идеи о правах личности, и членство в масонских ложах и много чего ещё. Пройдёт всего десяток лет, и декабристы выведут на сенатскую площадь в Петербурге, научив солдат (а в основном поляков и западных не русифицированных украинцев) кричать «За Константина и Конституцию, якобы жену Константина». Мятеж декабристов будет подавлен, но он показал слабость русского национального самосознания. Правящая элита России была немецкой, хорошо говорившей и по-французски. Верхний слой дворянства был воспитан на французской культуре, средний бойко разговаривал на смеси французского с нижегородским и авторитетом для них служил французик из Бордо, внушавший слушателям: «Ах, Франция, нет в мире лучше края!». А таких французиков из Бордо было в России много тысяч. Раньше их выписывали из-за границы, после революции они толпами побежали в Россию, где можно было неплохо прокормиться, ничем себя не обременяя, а просто болтая на родном языке. После войны в России остались тысячи пленных, раненых и обмороженных, готовых стать гувернёрами. А крестьянство, задавленное барщиной, оброками или налогами и брошенное под опеку полуграмотных сельских батюшек, коснело в своей культуре, сложившейся ещё в эпоху Ивана Грозного.

А кто же был носителем и эталоном, воплощением современного русского национального самосознания?

Пушкин в пору его творческой зрелости. Но он был одинок, а в последние годы жизни затравлен и поставлен в условия, когда вынужден был искать смерти. Французское культурное влияние открывало дорогу в Россию французскому капиталу. Не дремал и английский капитал. Англичане владели Ленскими золотыми приисками, англичанин Юз построил металлургический завод, возле которого возник город Юзовка (ныне Донецк), и тем положил начало освоению Донбасса.

Однако французы нашли и способ отомстить России за поражение Наполеона. Они совместно с англичанами, итальянцами и турками навязали нам в царствование Николая I Крымскую войну, которую наша страна проиграла. С этой поры начался ряд поражений в войнах, которые вела Россия.

При Александре II началась либерализация всех сторон жизни страны. При этом произошло освобождение крестьян от крепостного ига, сочетавшееся с их ограблением. Иностранный капитал вторгся в Россию и вскоре занял в ней господствующие позиции.

При Александре III - Миротворце Россия войн не вела, но геополитическая реальность, необходимость защиты от угрозы германского нашествия заставила Россию и Францию заключить военный союз, который с присоединением к нему Англии превратился в Антанту. Так как этот союз явно противостоял союзу Германии, Австро-Венгрии и Турции, то в воздухе запахло войной. Она и разразилась в царствовании Николая II, быстро превратившись в мировую. О том, насколько французский и вообще иностранный капитал преуспел накануне войны в своём стремлении превратить Россию в свою колонию, можно прочитать в книгах Сергея Кара-Мурзы «Советская цивилизация (том 1)», Александра Нечволодова «От разорения к достатку» и многих других. При различиях в деталях они рисуют примерно одинаковую безотрадную картину полного закабаления Росси Западом. И хотя правящие круги Германии и Франции готовились к войне между названными странами, это не мешало французскому и немецкому капиталам, конкурируя, совместно участвовать в ограблении России. Россия оказалась проигравшей страной, в ней меньше чем за год произошли две революции, после которых началась новая эпоха, требующая особого рассмотрения.

Напомню, что юный Гоголь приехал в Петербург ради карьеры государственного деятеля и славы, особенно литературной. Но он с детства был одержим желание стать Учителем человечества, призванным указать запутавшимся на кривых жизненных дорогах прямой путь к правильной и праведной жизни. И хотя такое желание присутствовало у него всегда, оно обрело форму трёхтомника после того, как Пушкин подсказал ему сюжет «Мёртвых душ», над которым работал до конца своих дней, но в силу неправильно выбранного художественного метода (когда изучение реальной российской жизни подменялось его фантазиями), вместо Учебника жизни, создал гениальный плутовской роман о похождениях проходимца Чичикова.

Но исследователи творчества этого гения упускают из виду один важный момент: Гоголь объявился в столице уже сложившимся малороссом, горячим патриотом Украины и с ещё не осознанной нелюбовью к России. И ему хотелось заявить, что Украина, украинская нация и украинская литература существуют. Для этого он использовал даже эпиграфы в своих произведениях, цитируя украинских писателей, вплетал в ткань своих творений колкости в адрес нелюбимых москалей. Но ни русские читатели, ни российская цензура ничего этого не заметили, увлечённые новизной картины малороссийской жизни.

С годами у Гоголя крепла любовь к тёплой и милой сердцу Украине, которую смогла побороть только любовь к земному раю - Италии, благословенной Италии, и накапливалась нелюбовь к холодной и неприглядной России.

Но именно Гоголь сознательно навязал российским читателям ложное понимание русского патриотизма. Он-то знал, что «Тарас Бульба» вообще не имеет отношения к русской истории, потому что речь в повести идёт о восстании украинских крестьян, которых поддержали казаки, против польских угнетателей. Это было время основания Запорожской Сечи, республики казаков, живших исключительно грабежом соседей, причём за набегом следовал пир (пьянка). Вся Сечь представляла собой, - с восторгом и умилением пишет Гоголь, - грандиозное пиршество. Но кончались злотые - нужен был новый набег, возможно, совместно со вчерашним врагом на вчерашнего союзника. Вероломство и лавирование были для них, зажатых между четырьмя сильными и враждующими друг с другом державами (Польшей, Крымским ханством, Турцией и Россией), условиями выживания. Поэтому у казаков, а значит, и у украинской элиты, не выработалось инстинкта государственности, и украинцы не способны построить сами суверенное государство. Казаки (Запорожские) были отважными, хитрыми, вероломными воинами, но и грабителями, насильниками и мародёрами. Они проявляли свою зверскую натру жестокими расправами над мирным населением, ставшим жертвами их набегов. О чём Гоголь пишет, не стесняясь. Казаки отрезали груди у женщин, вырезали младенцев из чрева и кидали их в огонь на глазах корчащихся от невыносимой боли умиравших матерей. А Гоголь прославляет тот «век, когда всё добывалось саблею». И то, что казаки жили грабежом соседей, его нисколько не смущало. Сам он, конечно, никого не грабил, но эксплуатировал своих друзей нещадно, возлагая на них хлопоты по своим издательским делам, пока сам нежился под итальянским небом в уютных местах в окрестностях Рима.

В то время, которое описано в повести, ни русские не интересовались польской окраиной (Украиной), ни казаки не имели понятия о России.

Русских читателей восхищало то, что казаки выступали за Русь, за то, чтобы в Русской земле появился свой могущественный царь и за православную веру. Не знали тогда главного доверчивые русские. Главное же заключалось в том, что Русью в описываемое в повести время называли Киевщину, а великороссы (народность, образовавшаяся на рубеже XI - XII веков на территории Владимиро - Суздальского великого княжества) тоже называли себя русскими, а когда нужно было подчеркнуть своё отличие от называвшихся русскими киевлян, назывались суздальцами. Это было при жизни величайшего государственного деятеля Древней Руси великого князя владимиро-суздальского Андрея Боголюбского, создавшего древнее великорусское государство. В 1169 году его войска взяли Киев, но объединить всю Русь под своей властью ему не удалось, потому что он вскоре погиб от рук заговорщиков.

С тех пор до событий, описанных в «Тарасе Бульбе», прошло более трёх столетий. Киевщина стала провинцией Польши. Там периодически возникали крестьянские бунты против поляков, иногда поддерживаемые казаками. Сами жители польской Украины по-прежнему называли себя русскими, а свою землю Русью, хотя это был зародыш нарождавшейся украинской нации. А великороссы, также называвшие себя русскими, уже давно были жителями Московского государства, могущественного ещё при Иване III, а с 1547 года имевшего царя Ивана Грозного. Гоголь-то знал, что в описываемое им время русскими называли себя два совершенно разных народа, которые в ту пору практически ничего не ведали друг о друге. Но Гоголь умолчал об этом. А великороссы этого не знали и потому приняли «Тараса Бульбу» за повесть из своей истории. И эта путаница продолжается и в наши дни, хотя в стране живёт тьма историков, от рядовых преподавателей истории до академиков. А русские в большинстве своём и по сей день этого не знают, потому что в российских школах толкуют повесть Гоголя как страницу героической истории наших предков, что было навязано нам украинцами ещё в пору их духовной гегемонии на Руси. И изучают повесть в курсе русской, а не зарубежной литературы.

А первому русскому царю было не до украинцев, потому что он покорял Казанское, Астраханское и Сибирское ханства, отражал набеги крымских татар, иногда доходивших до самой Москвы, вёл Ливонскую войну за выход к Балтийскому морю. Царь строил укрепления южнее Оки, затем дальше к югу, отодвигая тем самым места возможного появления татар в необитаемом Диком поле, разделявшем Россию и Украину...

А что касается утвердившегося представления, будто казаки (запорожские), якобы защищали православие, то тут надо иметь в виду следующее.

Украинская православная вера, подвергшаяся сильному влиянию католицизма и протестантизма (интеллигенция Украины, в том числе священнослужители и монахи, получала высшее образование в европейских университетах и иезуитских колледжах). У казаков, представлявших собой сборище людей разных национальностей, вплоть до татар, венгров и турок, эта вера была упрощена (без постов, молитв и пр., но с посещением церкви в праздники), часто бывала для них чистой формальностью и не мешала им сдирать драгоценные оклады с православных икон и забирать единоверцев в плен для получения выкупа или продажи рабов на невольничьих рынках.

Восторг русских «Тарасом Бульбой» был вызван ещё и тем, что в нашей литературе отсутствовали светские произведения героического жанра, хотя проявления героизма, как героев-одиночек, так и массового героизма было множество. Взять, например, биографии первопроходцев Дежнёва, Пояркова или Хабарова, любая из них могла бы послужить сюжетом книги из серии «Жизнь замечательных людей», а то и детективов, но тогда о них мало кому было известно. Да и сейчас, хотя на географических картах есть множество названий, данных в память о подвигах этих героев, кого, кроме, может быть, немногих любознательных жителей этих городов, заинтересует, откуда взялись такие названия, как Поярково, Хабаровск и уж совсем необычно Ерофей Павлович. Да и из военных деятелей того времени некоторые проявляли героизм и воинское искусство, но кто о них ныне помнит?

Например, одним из военных-героев Смутного времени был боярин Михаил Шеин. Он участвовал во многих походах и всюду показывал себя храбрым и умелым воином. Его назначили воеводой в Смоленск, как раз тогда, когда к городу должна была подойти польская армия во главе с самим королём Сигизмундом. Полякам казалось, что взятие Смоленска - дело нескольких дней. Может ли противостоять всей армии Польши кучка защитников Смоленска?

Но первые несколько штурмов ратники Шеина и горожане отбили с очень тяжёлыми для интервентов потерями. Напрасно советники напоминали Сигизмунду, что цель его похода не Смоленск, а Москва, поэтому армии надо двигаться дальше, а часть её оставить для осады непокорного города. Взбешённый неудачей, которая могла поставить под сомнение его репутацию полководца, король решил взять Смоленск непременно и любой ценой. Но ему пришлось задержаться у этого города не на несколько дней и не на месяц, а на целых два года. Смоленск выдержал двухгодичную осаду 1609 - 1611 годов, что дало патриотическим силам России создать народное ополчение для изгнания из страны польских интервентов и их пособников, в особенности творивших зверства на нашей земле - запорожских казаков. Лишь когда у Шеина осталось в строю около 200 ратников, что было совершенно недостаточно для обороны городской стены протяжением в несколько километров, поляки пошли на штурм со всех сторон, подорвали стену и ворвались в город. Сражение продолжалось и на улицах города, но силы были слишком нервны. Часть мирных жителей пыталась укрыться в соборе, в подвале которого находилось много пороха. Когда поляки ворвались в собор и стали резать мирных жителей, один доброволец проник в подвал и взорвал собор вместе с собой, мирными жителями и поляками. Шеин защищался, но был взят в плен. Его пытали, и потом отправили в Польшу, где он подружился с другим высокопоставленным пленником, патриархом Филаретом (в миру боярином Фёдором Романовым), отцом царя Михаила Фёдоровича. В плену Шеин провёл 8 лет.

По условиям заключённого перемирия, между Россией и Польшей был произведён обмен пленными.

По возвращению Шеина из плена царь осыпал его милостями и поставил его последовательно во главе нескольких приказов (тогдашних министерств). Но Шеин стремился вернуться на службу в армию.

Когда в «верхах» созрело намерение вернуть захваченный поляками Смоленск, во главе предназначавшегося для этой операции войска решено было поставить Шеина. Но царское правительство ещё долго было недееспособным из-за борьбы за важные посты и влияние на политику страны боярско-княжеских группировок. Оно никак не могло собрать нужную воинскую группировку, вследствие чего войско выступило в поход не летом, а в осеннюю распутицу, по бездорожью. Из пришедшего под стены города войска требовали выделить части для отражения набегов крымских татар на Москву. Полки иноземного строя, входившие в войско Шеина и состоявшие из иностранных наёмников, были перекуплены поляками, предложившими этим воинам-бизнесменам более высокую плату, перешли на их сторону. Поляки совершили рейд в тыл войска Шеина и разбили оборонявшийся другой группировкой город Дорогобуж, где находились запасы продовольствия, вооружения и боеприпасов, в том числе и предназначенных для снабжения войска Шеина, которое оказалось в окружении, без еды и запасов пороха… Пришлось договариваться с поляками об условиях выхода из «котла». Поляки согласились пропустить личный состав и лёгкой артиллерии со знамёнами, но им надо было при проходе частей перед польским командующим слегка наклонить знамёна в знак признания русскими своего поражения под Смоленском. Война была Россией проиграна, что в народе было воспринято очень болезненно. Стало очевидным, что власть не отвечает требованиям времени, и ей пришлось искать козла отпущения. К этому времени умер покровитель, помогавший Шеину патриарх Филарет, а в боярско-княжеской среде Шеин не имел связей, он был для неё чужим, выскочкой. Шеин был по смехотворным поводам обвинён в измене и приговорён к смертной казни. Этот приговор вызвал ропот в народе и даже волнения в некоторых местах, потому что Шеин был весьма популярным в армии и среди населения. Но царь не пожелавший вникнуть в подлинные причины военных неудач, к которым и сам был причастен, утвердил приговор над тем, кого так щедро награждал в прошлом. Шеин был казнён, а его семья отправлена в ссылку. И повесть о герое обороны Смоленска не была написана, дескать герой выполнил свой долг, что же тут расписывать. Вот подвиги святых, добровольно пошедших на лишения и даже на мучиническую смерть, - это другое дело, пример для подражания, их жития были излюбленным семейным чтением. Победы - жанр героической светской повести в русской литературе отсутствовал.

Вот почему такой благоприятный приём встретил роман Загоскина «Юрий Милославский» о сложных событиях Смуты, что отметил и Пушкин. Но и там героическое начало было представлено казаком, настолько сильно тогда было влияние украинцев. Вторым героем романа был казак Кирша (видимо, так в казацкой среде, на украинский манер, трансформировалось имя Кирилл). В летописях часто писали о зверствах казаков. В романе Кирша не раз спасал боярина Юрия Милославского от неизбежной гибели. На этот раз в романе, возможно, не без иронии, был показан «добрый казак», потому что Кирша, взяв пленных, не резал им ушей и носов, как делали это его собратья, а лишь раздевал их до нижнего белья, даже если это было в лютый мороз, и отпускал на свободу. Добежит такой бедолага до ближайшей деревни, - значит спасён, а не добежит, - значит таковая его судьба. Собратья смеялись над добротой Кирши и говорили, что она больше подходит священнику, а не лихому казаку, каким был Кирша.

Строго говоря, и «Капитанская дочка» Пушкина была героической повестью. Не каждый смог бы, как капитан Миронов, стоя у виселицы с петлёй на шее, на вопрос Пугачёва, признаёт ли он его царём, твёрдо бросить в лицо «злодею»: «Ты вор и самозванец!» А ведь мог бы, как Швабрин, изменой присяге купить жизнь себе и жене, даже стать у самозванца «фельдмаршалом», потому что в окружении Пугачёва не было военного столь высокого ранга. Допустим, мог бы, но какой ценой и как жить после этого: но Пушкин не делал этот акт героизма центром повести, он вывел целую галерею прекрасных русских людей - отца и сына Гринёвых и всю семью Мироновых, включая саму дочку Машу. Всегда верных догу. Герцен писал о декабристах, вышедших на Сенатскую площадь, что это люди - воплощение благородства, будто вылитые из стали. Герцен ошибался, мы теперь знаем, что лишь немногие из декабристов вели себя на следствии благородно. Скажем, был верен своей идее до самой казни Рылеев. Другие же каялись, ловчили, валили свою вину на других, а избранный «диктатор» полковник князь Трубецкой вообще на площадь не явился, а стоял в ближайшем переулке и трусливо подсматривал за происходящим из-за угла, выжидая, чья возьмёт. А про героев повести Пушкина не скажешь, что они выкованы из стали, они для этого слишком человечны. Но при этом несгибаемы, и никакая на свете сила не смогла бы их сломить, заставить изменить своему долгу. В то же время, пребывая в самом логове «злодея» и признавая, что Пугачёв злодей, Пётр Гринёв и Мария Миронова должны считать его своим благодетелем, потому что без спасительного для них его вмешательства в ход событий не бывать бы их счастью. Всего три встречи-беседы было у Петра Гринёва с Пугачёвым. Их религиозно-нравственный смысл показал в своей статье математик Валентин Касатонов, выявив те редкие момент, когда два человека, разделённые классовыми перегородками и предрассудками, могут говорить от сердца к сердцу и понимать друг друга. Повесть Пушкина - великое произведение мировой литературы, до сих пор недооценённое, а Пушкин показал себя здесь как великий психолог, тончайший знаток малейших движений человеческой души. По сравнению со спокойным героизмом героев повести Пушкина, как свойством их натуры, героизм Тараса Бульбы и Остапа кажутся романтичными, а Загоскина - с лишком простоватым, там с первых же страниц ясно, кто есть кто. Может быть ещё и поэтому «Капитанская дочка», требовавшая неторопливого чтения и размышлений о судьбах её героев, прошла незамеченной и до сих пор остаётся в тени крупных великих произведений поэта.

Но почему Гоголь, зная, что «Тарас Бульба» относится не к русской, а к украинской истории, умолчал об этом? Возможно, потому, что он жаждал славы с детства, и его маменька внушала и ему, и разным своим собеседникам, что её Николенька непременно станет великим человеком. И в Петербург он приехал ради карьеры и славы. Карьеры государственного деятеля у него не получилось, но слава, особенно желательная ему литературная, пришла к нему хоть и не с первой попытки, но довольно скоро. Хотя он не был первым малороссом в русской литературе, но соединение серьёзной идеи с украинским фольклором в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» произвело фурор. Даже Пушкин откликнулся на это произведение Гоголя краткой, но одобрительной рецензией.

Сразу же выявились и противники Гоголя, но в большинстве случаев это были читатели, недовольные обилием в «Вечерах…» всяческой чертовщины. Но большинство русской образованной публики уже было слабо религиозно, и упрёки староверов от литературы в расчёт не принимало, а всякий скандал вокруг Гоголя лишь способствовал росту популярности нового модного автора. Для Гоголя же чертовщина была органичной, потому что таковой была украинская народная вера, в которой он воспитывался. Поэтому второй том «Вечеров…» был ещё хлеще, но также тепло принят читателями. И мало кто заметил, что оба тома были полны шпилек в адрес проклятых москалей, а если кто и заметил, счёл их лёгкой фрондой со стороны малоросса, недавно приехавшего с благословенной Украины с её упоительными майскими ночами в холодный чиновничий Петербург и ещё не освоившегося в нём. Тогда нелюбовь Гоголя к России ещё не проявилась так отчётливо, как в последующих его произведениях, где нет ни одного светлого образа русского человека. Зато полны любви страницы об Украине и особенно об Италии. Его гениальный отрывок «Рим» воспринимается как завязка глубокого романа об итальянской жизни, это не проза, даже не стихотворение и не поэма в прозе, а волшебная сказка, мечта любого прозаика. А красавица Анунциата - единственный живой женский образ, удавшийся Гоголю. Читая это гениальное произведение, прямо физически ощущаешь, как тяжело было Гоголю отрываться от романа из итальянской жизни ради того, что он считал своим долгом - нарисовать во втором томе «Мёртвых душ» обещанный светлый образ прекрасного русского человека. Как известно, реализовать этот замысел ему не удалось, и готовую рукопись второго тома постигла судьба множества его предыдущих редакций: Гоголь осознал, что потерпел неудачу и сжёг свою рукопись. Кажется, осознал он и первопричину своей неудачи: хорошо описать художнику можно только то, что он любит. А он Россию и русских людей не любил, народ наш представлялся ему безобразным сборищем «дядей Митяев», а потому при бесчисленных попытках нарисовать образ прекрасного русского человека из-под его пера выходили только карикатуры. Исправлять что-либо значило бы начать жизнь заново, что вряд ли возможно, в данном случае было поздно, ибо вскоре Гоголь умер в возрасте 44 лет.

Вот о ком Белинский мог бы с полным основанием сказать: «Гоголь исписался», и пора вернуться к Пушкину, которого мы не поняли. Но знаменитый критик умер четырьмя годами раньше Гоголя.

Но кто возложил на Гоголя такой тяжкий крест создания образов прекрасных русских людей? Он был при жизни признан великим русским писателем и пророком, на службе не состоял и мог бы заниматься любимым делом.

Но в том-то и дело, что одной литературной славы, признания его великим писателем ему было мало. Он считал, что призван был стать Учителем человечества, призванным свернуть это человеческое стадо, бредущее тысячелетия кривыми дорогами, и указать всем людям прямой путь к разумной и праведной жизни. Об этом он прямо и написал в первом томе «Мёртвых душ», сюжет которых (как и «Ревизора»), был подарен ему Пушкиным. Потом Пушкин пожалел об этом своём подарке, увидев, как безобразно распорядился им Гоголь, но поэт вскоре был убит.

Вот и задумал Гоголь поэму в прозе, намереваясь показать в трёх её томах путь воскрешения к новой жизни «Мёртвых душ», жулика и проходимца Чичикова со всем сонмом безобразных помещиков, взяточников-чиновников, дам, приятных во всех отношениях, и прочим сбродом. Первый том, где была показана Россия уродов, вызвал волну протестов здравомыслящих людей, но был с восторгом принят русской интеллигенцией и принёс писателю новую славу. Но во втором томе должно было начаться возрождение «Мёртвых душ» под влиянием прекрасного русского человека, а его-то образ у Гоголя не получался. Промучился Гоголь над этой задачей до конца своих дней, но так её и не решил. И бросить эту работу нельзя было. Если из всей поэмы останется первый том карикатур, то какой же он Учитель человечества? Как видим, честолюбия и славолюбия Гоголю было не занимать, у него и самого этих качеств хватало. (Хотя он старался выглядеть в глазах окружающих скромным и смиренным, особенно после оглушительного провала его книги наставлений «Выбранные места из переписки с друзьями», когда, видимо, у него впервые появились сомнения в своём призвании быть учителем жизни.)

Поэтому нельзя исключить, что, выдавая «Тараса Бульбу» за поветь из русской, а не украинской истории, Гоголь не мог устоять перед соблазном стать великим русским писателем и великим патриотом России, хотя он таковым не был. А, может быть, решить наконец давно терзавший его вопрос, какая у него больше душа - больше русская или хохлацкая. Зря он терзался: каким он был хохлом по приезде в Петербург, таким и остался до конца своих дней.

А теперь о восприятии русскими «Мёртвых душ».

Мы плохо представляем себе, какой шквал писем с протестом против того, что Гоголь в «Мёртвых душах» представил Россию как страну порой смешных, порой забавных, но уродов - Плюшкиных, Ноздрёвых, Собакевичей и Коробочек… Гоголь вынужден был признаться, что в России таких карикатурных персонажей не встречал, это плоды его фантазий. Его творческий метод заключался в том, чтобы подмечать в себе отрицательные черты и доводить их до предела. Так получались у него карикатурные образы русских людей. Тогда здравомыслящие русские сочли его клеветником. Но интеллигенция, особенно славянофилы (Аксаковы, Шевырёв, Погодин и др.), приняли это творение фантазий Гоголя за классическое русское произведение мировой литературы, поставив его в один ряд с «Илиадой», «Божественной комедией» и т.п. Особенно восхитил их финал, где в конце первого тома, мчится по миру неудержимая Россия-птица-тройка, которой в испуге уступают дорогу другие народы и государства. И опять-таки при тьме литературоведов, критиков и читателей никто не заметил того, что Василий Шукшин выразил устами героя рассказа «Забуксовал» Романа Звягина: птица-тройка-то везёт жулика и прохиндея Чичикова, убегающего от тюрьмы, чтобы пуститься в новые аферы. Звягин выказал даже предположение, что Гоголь и придумал такой финал первого тома: дескать, на мой век хватит и славы и почестей, а после моей смерти пускай эти русские простофили разбираются, что я хотел сказать таким странным финалом.

Я бы даже посмотрел на историю с таким финалом глубже, чем герой Шукшина, ведь другие народы и государства уступают птице-тройке дорогу не потому, что в ней едет жулик Чичиков. А птица-тройка олицетворяет могущественное государство Россию во главе с коллективным Чичиковым - сборищем воров и расхитителей. То есть Гоголь совершил преступление против государства, изобразив Россию в непотребном виде, а русская интеллигенция пропела ему за это хвалу и провозгласила его пророком.

Да и сам Гоголь перед смертью осознал, что России и русской жизни он не понимал, почему кроме карикатурно смешных уродцев в своих «Мёртвых душах» ничего реального не изобразил.

Он оправдывался: дескать, нельзя устремить общество к прекрасному, если сначала не показать ему его настоящей мерзости. Допустим, я с этим согласен. Но вы покажите России её подлинную мерзость, а не придуманные вами безобразные плоды собственной фантазии, не имеющие к нашей стране никакого отношения. Для этого надо изучать реальную русскую жизнь, что вы осознали только перед смертью. А русская жизнь открывает свои секреты только участнику её и внимательному наблюдателю, а не праздному туристу, каким вы прожили в России столько лет. Вы по своим надобностям много ездили по России, но всякий раз это была поездка из пункта отправления в пункт назначения как бы сквозь пустое пространство, которое на деле и есть Россия. Кем заполнено это пространство, чем живут эти люди, вас это не интересовало, вы даже, возможно, их и не замечали. Занятые своими химерами (а Сергей Аксаков свидетельствовал, что вы знали только два состояния: работа над «Мёртвыми душами» до изнеможения и отдых, преимущественно сон, ну и участие в беседе, если того требовали правила приличия), вам было не до наблюдений, разве только подвернётся сюжет для очередного шаржа или юмористической сценки.

Русскому, живущему от рождения в своей стране, для занятий литературой, может быть, и не нужно кататься по родной земле ради изучения её жизни, понимание которой он впитывает с молоком матери и последующим взрослением (хотя расширение кругозора и ему не помешает). Но вы, малоросс из казацкого рода, то есть потомок не земледельцев, а грабителей и мародёров, людей с особой психологией, черты которой изменяются, приспосабливаясь к изменяющейся среде, но не смываются полностью (иначе не было бы национальных характеров), приехали в чуждую вам страну и, не изучив её жизнь, а уловив её смешные или потешные стороны, сразу замыслили научить невежественных русских, как им возродить свои «мёртвые души». Вы угробили на это вторую половину своей творческой жизни, и лишь в конце своих дней осознали, что потерпели фиаско на этом поприще.

Но это не означает, что ваша жизнь прошла напрасно. Учебник по возрождению «мёртвых душ» у вас не получился, зато вы создали гениальное произведение мировой литературы - увлекательный плутовской роман о похождениях пройдохи Чичикова среди лишённых национальных черт уродцев с русскими фамилиями на фоне русской жизни. Такое в литературе бывает нередко. Лев Толстой начал писать роман о декабристах, а в итоге получилась эпопея «Война и мир». И в данном случае получилось не то, что задумывал Гоголь, что с ним часто случалось. «Ревизор» вышел не такой, пришлось ему писать иную его редакцию, которую никто всерьёз не принял. Гоголь вообще не русский писатель, а лишь русскоязычный гениальный украинский (как, скажем, Фазиль Искандер - абхазский писатель, хотя пишет - и прекрасно - по-русски). Белинскому довелось перед смертью пережить горькое разочарование в Гоголе, выразившееся в его гневном «Письме к Гоголю». Белинский написал это письмо, находясь на лечении за границей, которое не помогло, и вскоре после возвращения в Петербург критик скончался, пересмотреть своё убеждение в верховном главенстве в русской литературы от Пушкина к Гоголю у Белинского не было ни сил, и времени. А в России только за чтение «Письма к Гоголю» могли приговорить к смертной казни, о чём рассказал Достоевский, которому довелось вместе с несколькими другими членами кружка петрашевцев провести минуты, показавшиеся им вечностью, стоя у виселицы с мешками на головах, прежде чем прискакал курьер с «милостью» царя, заменившего этим государственным преступникам повешение на каторгу.

И тут мы можем ещё раз убедиться, каким провидцем оказался Пушкин: не зря он сказал о Гоголе: «Берегитесь этого хохла!», предвидя, видимо, куда занесёт этого хохла и как это отразится на русской литературе, как повлияет на русскую жизнь в целом. Но это его предостережение, как и его наиболее зрелые произведения, современники не поняли.

В общем-то это закон жизни, что подтверждается судьбой многих гениев, открывавших новые горизонты в понимании мира и человека. И Пушкин знал этот закон, но пренебрегал торной дорогой к лёгкому успеху, повышал уровень своего мастерства так, что именно его творения стали непревзойдёнными, классическими, но, как живой человек, огорчался непониманием со стороны публики. Но ведь и это всеобщий закон: чем глубже творение, тем уже круг его ценителей и тем поверхностней его общепринятое толкование. «Мудрость, подобно черепаховому супу, не всякому доступна», - заметил по этому поводу Козьма Прутков. Сравнение это хромает, потому что доступность черепахового супа определяется толщиной кошелька. Был человек беден - о таком деликатесе не смел и мечтать. А разбогател - и стали ему доступны и изысканные блюда, и все иные блага жизни. А мудрость, талант, понимание глубинного смысла творений гениев ни за какие деньги не купишь: либо они есть, либо их нет, и ни деньгами, ни силой их не возьмёшь. Бывают, конечно, счастливые сочетания гениальности с жизненным успехом, но это редкость: сравните судьбы Рубенса и Рембрандта.

Главное, ради чего я подробно написал о трагической ошибке Белинского насчёт Пушкина и Гоголя, его высказывания о переходе главенств в русской литературе, и эти его слова упали на подготовленную русской интеллигенцией почву, - это, конечно, не развенчание Гоголя. Гоголь живёт в своих творениях и переживёт всех своих обличителей. И я признаю, что Гоголь гениальный писатель, классик мировой литературы. Но в истории России он, увы, сыграл зловещую роль.

Отношение к творениям Пушкина в СССР и в РФ

В советское время Пушкина первоначально довольно долго требовали «сбросить с парохода современности» наряду с прочими пережитками царизма и крепостничества. Но с начала 1930-х годов наступил перелом, и я, подростком, наблюдавший в 1937 году, как отмечали столетие со дня гибели поэта, могу свидетельствовать, что почитание его тогда приняло всенародный характер. Никакие усилия пропаганды не могли бы увенчаться успехом, если бы торжества не встретили такой благодарный отклик в народной душе. Память народа пронесла поэзию Пушкина и через всю Великую Отечественную войну, поэт воевал с врагом, будь он жив и призывного возраста, шёл бы в рядах наших бойцов, как принял участие в атаке на турок во время краткой командировки на Кавказ в разгар войны.

В наши дни, когда русский народ разделён, разобщён, деморализован, подвергался унижению и зверской эксплуатации, когда о нём нет даже упоминания в Конституции страны, которую он веками создавал, и при попустительстве властей растлевается чуждой ему рыночной идеологией, проповедью троцкизма и прочими подобранными на свалке истории обносками ложных теорий, уровень понимания Пушкина, особенно «креативным классом» и молодёжью значительно упал. Оживились и разные, преимущественно русскоязычные обличители Пушкина и его бессмертных творений. Вот наиболее наглядный пример тому.

Чтобы написать комментарий - щелкните мышью на рисунок ниже

OZON.ru - Книги | Цель номер один. План оккупации России | Михаил Антонов | Проект "АнтиРоссия" | Купить книги: интернет-магазин / ISBN 978-5-4320-0005-7

OZON.ru - Книги | Договориться с народом | Михаил Антонов | Национальный бестселлер | Купить книги: интернет-магазин / ISBN 978-5-4438-0105-6