Дом, на удивление получился капитальным, бывший главный архитектор постарался на славу, добавив от себя ажурной вязи и легкомысленных амурчиков вперемешку с вылепленными гроздьями винограда. Над центральным порталом входа красовалась хитрая физиономия древнего божества Бахуса покровителя всех любителей вина.

 — Вот, Василий состряпали, так сказать! Наваяли немного от себя, но, ничего лишнего…

 — Так уж и ничего?

 Василий с нескрываемым недоверием посмотрел на главного архитектора в отставке.

 — Ну-у, только положительные аспекты…

 — Это, какие ещё!?

 — Подвальчик мы немного усовершенствовали…

 — Подвальчик, говоришь? Ну, веди, Церетели, показывай

 То, что предстало взору удивлённого Василия, трудно было назвать подвальчиком, даже с поправкой на усовершенствование.

 — Это ж не подвальчик, а какой-то многоярусный бункер!!! Ты чего, Церетели, третью мировую собрался пересидеть?

 — Вы, начальник, сразу о грустном. Просто статус себе поменяли – жилплощадью обзавелись – не всю же жизнь на трубах отопления коротать! А стекловата она штука противная – это тебе не пуховая перина…

 — Да уж, это точно… Лады, бригадир, живите с богом, пока до вас люди из ЖЭКа не добрались.

 На том и порешили. Бригадир снова смачно плюнул в ладонь и протянул руку Василию для закрепления договора…

 Входная дверь почему-то оказалась незапертой, и Василий по-шпионски на цыпочках прошмыгнул на кухню, налил в блюдечко молока из холодильника бережно достал из-за пазухи котёнка и поставил его перед угощением.

 — Это что ещё за живность!?, - прогремел над ухом командирский голос жены.

 Оба Василия вжали головы в плечи и, как по команде повернули взгляд на источник шума. Пелагея стояла, как эпический голиаф горой возвышаясь над присевшим на корточки мужем и растерявшимся котёнком.

 Василий, логично решив, что уговорами здесь не поможешь, отработанным уже движением вытащил палочку, взмахнул и тихо шепнул:

 — Пусть он ей понравится, в смысле котёнок, - уточнил он и с вызовом посмотрел на жену.

 — Чего ты там бормочешь…

 Изменения в выражении лица появились сразу: Пелагея как-то оттаяла, присела обок мужа и нежно потрепала котёнка за ухом.

 — Вот, будет теперь с кем о сериалах посудачить, - мечтательно бросила она и поднявшись пошаркала в спальню досматривать телевизор. Василий облегченно вздохнул, подвинул к коту блюдце и устало присел на кухонную табуретку.

 За окном гулко проносились мчащиеся по соседнему шоссе автомобили, где-то за стеной ссорились в очередной раз соседи осколками посуды разбивая свою неустроенную жизнь, а Василий, настроение которого стало вдруг безмятежным и даже благостным с каким-то внутренним спокойствием смотрел на уплетающего за обе щеки молоко котёнка глупо улыбался, сжимая в пятерне волшебную палочку, а маленький Василёк благодарно урчал в ответ…

 Василий спал глубоким сном пожарного, Василёк мирно свернулся калачиком у его ног и тоже уверенно посапывал… Пелагея с умилением смотрела на мужа и на пушистое чудо, которое почему-то вопреки её женской логике ей приглянулось. Она почесала кота за ухом и устало прилегла сбоку Василия…

 Вечером, тупо сидя перед экраном телевизора, Василий механически гладил кота и думал о своём: как же жить дальше!? Перспектива жить в свое удовольствие и не тужить, его почему-то теперь пугала. И не потому, что ему не нравилось жить хорошо, просто его мозг, очистившись от остатков паров алкоголя, теперь работал по-другому. Та огромная власть, которой его наделила неизвестная инопланетная цивилизация, вручив ему волшебную палочку, предполагала ещё и очень большую ответственность за те поступки, которые он теперь мог совершить и уже совершил. Все его размышления вдруг прервал загадочный голос жены Пелагеи, подкрепленный чувствительным тычком локтем в бок:

 — Смотри, Вась как в Греции жили, - Пелагея, с громким шуршанием засунула руку в целлофановый разноцветный пакет с чипсами, вытащила искривленную температурной обработкой чипсину и указала ею на экран.

 В зомбоящике слащавый ведущий гипнотическим голосом вещал о бредовых, на первый взгляд, вещах:

 — И вот, фригийский царь Мидас получив от бога Диониса при посредничестве сатира Силена магическую способность превращать все предметы в золото одним только своим прикосновением, едва проснувшись, поспешил в сад, и его цветущая оражерея вмиг превратилась в груду золота…

 — Да-а-а!!! – мечтательно глядя в потолок, протянула Пелагея, - уж я бы не в сад, а сразу в огород, всю картошку бы в золото превратила! Чай, помасивнее, чем ромашки…

 — Дура ты, Пелагея, хоть и любимая, а жрать то что? Слитки грызть?

 — А я же не всю, мешка два бы превратила, и хватило бы…

 — Невнимательно ты диктора слушала, этот Мидас даже свою дочку, а не то, что клубень картофеля в золото превратил. Не зря древние говорили, что золото – зло то, все беды от него…

 Василий на миг задумался, интересная мысль вдруг пришла ему в голову.

 — Ну, разве что в воспитательных целях…,- тихо прошептал он сам себе под нос.

 — Чего ты там бормочешь?

 Пелагея безнадежно махнула рукой и опять повернулась к телевизору. Диктор между тем уже, как бы подводя итог всему тому, что уже было сказано, нравоучительно продекламировал:

 — Вот и остались у фригийского царя Мидаса вместо золота только волосатые ослиные уши…

 — Тьфу ты! - в сердцах сплюнула Пелагея, - Всю передачу из-за тебя прослушала.

 Она лениво поднялась с кресла и пошаркала на кухню – жарить тот самый картофель, который мог бы стать золотым, будь у неё договор с Дионисом…

 Василий же вытащил из нагрудного кармана палочку, взмахнул ею и произнес:

 — Пусть весь алкоголь в руках Петра Башинского, того кто бывший архитектор, уточнил он, - превращался бы в… яблочный сок!

 Василий удовлетворенно улыбнулся, поправил подушку под боком и переключил канал. На экране телевизора вместо ожидаемого «Дискавери» вдруг опять появилась хитрая физиономия Старичка-Лесовичка.

 — Растем, Василий! Очень правильная позиция!

 Сам же Василий слегка засмущался и даже неловко покраснел, вернее, покраснели только кончики ушей, но тем не менее.

 — Да, как-то обидно за человека… Руки-то у него – золотые! А зелье это, ну что у нас в магазинах продается, в осла его превращает, тут и Дионис не нужен.

 — Полностью с Вами согласен, Василий, но ведь вы хотели что-то добавить и для жены вашей Пелагеи? Уж не томите душу старика – командуйте!

 Василий удивленно вскинул брови:

 — Хитрый ты… Старичек-Лесовичек! Проныра, одним словом. Эх! –Василий как-то по душевному махнул Волшебной палочкой и добавил,- Как только Пелагея сядет смотреть эти сериалы по зомбоящику, по телику, значит, - поправился он, - Пусть у нее появится жгучее желание сделать что-то полезное – носки, там, связать, свитер или кофту…

 — И, поэтому спицы и нитки пусть всегда находятся под боком! – дополнил желание Василия Старичек-Лесовичек…

 Угрюмый Петя вытер рукавом рубахи нос, размазывая по лицу сопли, пить больше не хотелось. Не потому, что не лезло, а просто не хотелось. Как-то вдруг стало всё безразлично и от этого даже как-то грустно. Вспомнилась вдруг почему-то мама и далёкое босоногое детство:

 — Ты, Петь, - говорила ему мама, - анжанером будешь, ишь вон какие конструкции на огороде состряпал…

 Маленький Петя молча кивал головой и хитро отводил в сторону глаза, нравоучений и предсказаний он не любил и всё норовил сбежать побыстрей на улицу, где его ждала такая же шпана, как и он с дешёвым футбольным мячом и обозначенными булыжниками воротами…

 Это было давно, а вот теперь он – бывший архитектор города Петр Иванович Башинский плавно превратился в обитателя местных погребов и, по совместительству, человека без определенного места жительства (или в простонародье БОМЖа). Друзья собутыльники зычно именовали его Петрухой иногда добавляя весьма твердую приставку «Кирпич» в память об его историческом строительном прошлом. Он даже не обижался, когда после разлива по пластиковым стаканчикам убийственной для многих дозы алкоголя, его новые друзья гулко скандировали:

 — Давай, Кирпич, толкни тост!!!

 И он, с важным видом приподнимался на непослушных ногах, в правой руке как пионерский вымпел держа стакан, а другой интеллигентно опираясь о кирпичную кладку обжитого ими подвала...

 Вот и сейчас, его бородатые, как и он сам друзья, веселой гурьбой собравшись в только что отстроенном ими вместительном вестибюле на третьем уровне подвала с надеждой смотрели на своего предводителя в предвкушении пламенной речи. На столе из опрокинутой катушки от кабеля лежала нехитрая закуска: дешёвая килька в томате, плавленый сырок и два морщинистых яблока на десерт, вафельная конфета «Тузик» была не в счёт – её друзья собутыльники по умолчанию уступили единственной присутствующей здесь даме - Светке.

 Петр Иванович с грустью посмотрел на своих соратников, со значением покачал головой и, словно на партийном собрании произнес:

 — Все, братва, завязал я, от этой горькой одни только беды, больше ни капли! Новую жизнь начинаю!...

 В вестибюле воцарилась гробовая тишина, слышно было только шуршание фантика от конфеты которую по инерции продолжала разворачивать Светка.

 — Да ты че, Кирпич!? Белены объелся?

 Петя в сердцах махнул рукой и как-то тихо бросил одному ему понятную фразу:

 — Скорей, яблочного сока обпился…