Тубакин Эдуард Николаевич

Однажды ядерной зимой

Оторва вырвался из черной смертельной пустоты. Воскрес и первым увидел ослепительный свет медицинских ламп, белоснежные халаты и полковника Френка, который стоял к нему спиной, дымя неизменной гаванской сигарой. Он что-то читал и медленно поглаживал гладкий из-за ранней лейкемии затылок. Оторва пошевелил пальцами, полковник вздрогнул, повернулся и отчеканил:

- Попытайтесь вспомнить, что с вами произошло, сэр. Это важно. Вы еще сможете спасти себя и остальных людей в этом отравленном мире!

Оторва попробовал что-то ответить, но наружу вырвались какие-то булькающие хрипы.

- Ставьте!- отдал приказ полковник.

- Сердце больного может не выдержать! – запротестовал врач.

- Колите, к чертовой матери!

- Не надо, Френки! – прошептал Оторва.

Он почувствовал легкий укол, головокружение и холод, жуткий космический холод. Постепенно неприятная ломота отступила. Оторва снова находился на зимнем курорте в Восточной Сибири. Острые верхушки Саян, казалось, пытались проткнуть вечные сумерки. Ловкими, упругими движениями он оттолкнулся и полетел, по хорошо накатанной лыжне вперед. Резкий голос полковника в наушниках нарушил упоительное ощущение полета.

- Осторожно, Павел! Впереди пропасть! Забирай левее! Она слишком широка, ты не перескочишь ее! Забирай левее!

Павел поправил головной фонарь.

- Не беспокойся Френки, я в хорошей форме!

- Нет! Это безумие! Назад, назад! – услышал он крик полковника и отключил микрофон.

Скорость увеличилась. Павел напряг каждую клеточку тренированного организма и приготовился к прыжку. Наметанным глазом он сразу угадал, что перепрыгнуть на другую сторону пропасти ему не удастся. Лыжи оторвались от снежной поверхности, и у него, как будто, выросли крылья.

***

- Ну, что у нас там? – мягко поинтересовался полковник Френк.

- За три дня больше ничего из того, что вы читали в отчете. – Развел руками усталый доктор.

- Примените Е-25р.

- Это не моей компетенции. Вы сами знаете, Конвенция Объединенных Народов запрещает применение, в каких бы то ни было целях сильные наркотики.

- Я вам приказываю! – рявкнул полковник

- Только с разрешения главного врача госпиталя.

- Ведите к нему!

В просторном кабинете полковника встретил розовощекий, с щуплой бородкой, уже немолодой доктор. Он был весь такой округлый, что постороннему человеку не за что было уцепиться взглядом. Доктор повернулся к Френку и изобразил любезную улыбку. Полковник не получил удовольствия от этой гримасы. Тот изменился в лице и забубнил, дескать, он не вправе нарушать законы. Френк прервал его нетерпеливым жестом руки.

- Мы все знаем, для чего существуют законы, - отрезал полковник, - и не вам объяснять это мне. Дело государственной важности.

- Да, но господин Оторва в глубокой коме и вряд ли выйдет из нее, а если ему еще впрыснуть Е – 25р, то он погибнет.

- Я знаю, черт побери!

- Ко всему прочему, неужели вам просто, по-человечески его не жалко? Ведь Оторва был вам другом.

- На этой войне друзей быть не может! И я не куплюсь на дешевое чувство, не будь я начальником Объединенной Полиции по борьбе с терроризмом!

- Мы должны уважать права каждого человека.

- Молчать! Кто здесь человек? Вы, я? А может, и мы уже не люди!? Вдруг и в нас зашевелился этакий червячок, который заставил Оторву совершить невероятный прыжок? Разве я против жизни на Земле? Разве я нанес первым ядерные удары по Европе и США? Нет! Я делаю все для безопасности других! Поэтому и сижу теперь в Сибири с кучкой идиотов, которые не хотят мне помогать!

Глаза полковника налились желтизной, мелкие красные каппиляры вылезли наружу. Френк утер выступившую пену на мясистых губах, высморкался в платок.

- Я не мутант, - начал заикаясь, доктор, - и если вы хотите подвести меня под статью «пособничество», то я, я не согласен.

- Делайте свою работу, док, и никто не заподозрит вас в нечистоплотности.

- Хорошо, я дам разрешение на этот эксперимент.

- Бумагу! – Френк протянул руку.

Доктор побледнел, грузно опустился на стул, затем вытащил из папки бланк красного цвета.

- Подпись.

- А, что?

- Вы забыли расписаться, док.

Доктор вздохнул, расписался и отдал лист в лапу полковника.

- Отлично!

- На суде я скажу, что на меня было оказано давление! – крикнул он в широкую спину полицейского.

- Суда не будет! – отпарировал тот.

***

Хмурое утро застало его в холодной квартире. Время суток он определил по обычно черному, а сейчас чуть синеватому сумраку. «Все,светлее не станет.» – Машинально подумал Оторва. За девять лет бесконечной зимы Павел привык к таким вот рассветам. Босиком прошлепал на кухню и заварил кофе. Зашуршало радио:

- Бойцы Объединенной полиции уничтожили в Северном Секторе группу мутантов-террористов нового поколения. По официальным данным это была разведка Бен Вадэка. Главарю удалось скрыться. Правительство Грозных Обломков информирует население страны, что мутантом может стать каждым! Поэтому будьте бдительны и осторожны к самим себе и своим ближним! Основными общими распространенными признаками по А- качеству являются…

Оторва выключил радио.

- Дурдом какой-то! – подумал он. – Как же я устал. Кажется, упал бы сейчас в постель и не вставал этак лет двадцать!

Он знал, что хроническая усталость – следствие радиационного облучения. К середине дня за работой это чувство пройдет и нахлынет, захлестнет его полностью ближе к вечеру. На кухню, неловко стукаясь об углы, влетел малолетний сынишка. Он плюхнулся ему на колени и захныкал.

- Сколько раз просил тебя не летать! – проговорил Оторва. – Соседи увидят

и крышка нам!

Ребенок округлил глаза и разревелся.

- О, Господи! Прекрати! Ну, тихо, тихо. Баю бай, баю бай! – Павел сгреб сына в обьятия и закачал.

Мальчик успокоился и засопел. Оторва на цыпочках, осторожно отнес его обратно в кроватку. Возвратился на кухню, раздвинул шторы и посмотрел в темное окно. Вдалеке, за жилыми кварталами вставали руины старого уничтоженного города. Среди однообразной серости он выделялся более светлой скученной массой и, казалось, вот-вот должен был оторваться от мерзлой земли и золотым облаком взлететь, на затянутое копотью небо. “ Надо купить на окно видеозаставку, - подумал Оторва, - пейзаж или натюрморт какой-нибудь.”

Он еще немного постоял, дотронулся до радио. В динамике пропищало:

- Однажды ядерной зимой

Тебя я встречу многорукая…

- Да, что же это такое! – проговорил он.- Неужели нормальных песен уже не осталось!

Павел хорошо помнил другую жизнь. Лучшую жизнь до «грибного ядерного урожая», когда мир на планете разделился на «до» и «после». «До» –утопающая в роскоши Америка и Европа, растущее благосостояние стран третьего мира, и тормозящая стабильное развитие, деятельность террористических организаций. «После» - уничтожение в одночасье многомиллиардного населения Земли, хаос, войны, болезни, мутанты. И вот небольшая часть человечества уцелела и обосновалась на менее пораженной территории и попыталась защитить и сохранить видимость достойной жизни. И нет больше ни рас, ни наций. Осталось Объединенное правительство, объединенная полиция, объединенное, наконец, против террора человечество.

- И дело вовсе не в мутантах. Не все мутанты террористы, а террористы – мутанты. – Думал Оторва. – В человеческой психологии есть загвоздка. Для существования человека ему нужен враг. И не важно, в какой ипостаси предстанет тот. Лишь бы не был похож на обычных людей, отличался от них чем-либо. Мутанты как раз тот случай. Чем, скажите, пожалуйста, они мешают нам? Разве они виноваты в своей непохожести? Разве они нажимали кнопки? С каждым поколением их становится все больше. И напрасно тешить себя надеждой, что безболезненным умертвлением мутантов человечество добьется лучшей жизни. Неприятно смотреть? Эстетически неинтересно? А где были эстеты, когда в стратосфере зажигались огненные шары? Тогда было красиво? Надо признаться, что за мутантами будущее. Они лучше приспособлены к новой жизни, развитее в интеллектуальном плане, обладают паранормальными способностями (которые в недалеком будущем станут обычными). Надо просто научиться жить с ними и усилить борьбу с настоящими врагами человечества – террористами.

Мысли в голове у Павла роились бесполезными мухами, не давали выделить что-то наиболее главное, глобальное.

- Взять, к примеру, моего сына, - продолжал думать он. - Чем мальчишка

плох? Уже написал докторскую, я выдал ее за свою. А иначе нельзя! Узнают, придется отказаться и отдать его на добровольные лабораторные опыты «ради пользы всего человечества», как любит говорить Френки.

Оторва вспомнил твердолобого полковника. Такой не сможет жить без войны. Что он будет делать в мирной жизни, какая там от него польза? А здесь, сейчас, Френки на своем месте.

***

Полковник Френк резался в примитивные компьютерные игры. Полумрак кабинета скрадывал грузную фигуру полицейского, и только крупная, непреклонная голова отбрасывала большую тень на стену, облицованную свинцовой плиткой. Сегодня Френк решил расслабиться. Он не стал напиваться в стельку, как его коллеги, или пользоваться услугами проституток. Полковник слыл своеобразным человеком, поэтому и отдыхал особым способом. Все бытие Френка увязывалось в коротенькой формулировке: жизнь – это работа, а работа – это долг. Остальное не имеет значения. Полковник родился на войне, вырос на ней и продолжал ее сам. Со стороны могло показаться, что этот человек слишком прост. И действительно, этакая машина, которую если заправлять, то она будет работать исправно долгое время. Но многие ли могли жить как Френк? Угрюмо запикал телефон. Полковник схватил трубку и бросил в пространство:

- Слушаю! Как ничего? Совсем?

В трубке начали оправдываться.

- Меня не волнует его интимная жизнь. Я хочу знать правду! Ну и пусть симпатизирует мутантам. Что? Значит недостаточно! Станет слабоумным? Вы жалеете подозреваемого? Нет, нет. Пусть вспоминает!

И он вспомнил. Вспомнил, как встретил Клару в то последнее жаркое и хрупкое лето перед ударами. Они быстро и легко сошлись, будто знали друг друга долгое время. Большая родинка на шее, к которой Оторва любил прикасаться губами. Ее улыбка краешком рта – добрая насмешка. Она смеялась над ним? О, да, конечно, как многие женщины, с которыми Павел встречался. Но Клара смеялась по особенному, словно брала на себя вину за его нерасторопность и неуклюжесть. Глаза зеленые, зеленые, как луговые травы. Из них она плела венки и бросала их в спокойную реку. Прямой нос с горбинкой. А волосы, какие у нее были волосы? Длинные, короткие, прямые или волнистые? Оторва никак не мог вспомнить. Наверно потому, что в скором времени их не стало. Зато Павел помнил красивый, правильной формы череп, высокий лоб, Что еще? Ах, да, жили они неплохо. Сначала. Потом Клара слегла, и он выполнял при ней роль сиделки. Позже Клару положили в больницу на казенную койку с сеткой, с которой ей уже не суждено было встать. У него стали бывать женщины - по вызову. Клара догадывалась, но не огорчалась. Она все чаще уходила в свои кошмарные с атомными взрывами сны и все реже вырывалась из их цепкого мира. Оторва не нуждался в серьезных и долгих отношениях. Ему надо было просто заглушить боль и убежать от жуткого одиночества. Павел согласился бы пережить еще несколько ядерных ударов и сто холодных зим. Он принес бы в жертву миллиарды человеческих жизней и звезд ради одной робкой свечи, не вовремя затушенной. А после наступила пустота. И она, как черная дыра ненасытная, все в себя вбирала и не насыщалась. И с великой пустотой, вместо души, ему приходилось жить. Говорить: «здравствуйте», «пожалуйста», когда хотелось материться. А как часто Павел обращался с кощунственными молитвами к Богу, прося помощи оживить его любовь. Чего только не предлагал он взамен на продление ее жизни хотя бы на день. Ей, которой жизнь в сущности уже не была нужна. Но Оторва согласился бы продолжить ее мучения, хотя бы для того, чтобы на его глупый вопрос: «Как сегодня у тебя дела?» Клара с болью изнутри вырывала от себя вздох, означавший «хорошо», то есть «как прежде», а в итоге нечего не означавшие слова, произнесенные про себя: «обречена на смерть».

- Но кто, кто имел право выносить сей приговор? - ни единожды спрашивал себя Павел. – Кто он всемогущий и несправедливый?

- Человеческая глупость и равнодушие, - сам давал ответ, - которые держат разум в болоте предрассудков и условностей.

А он разве не всемогущ? Он устроился на работу, где можно себя почувствовать себя маленьким идолом, от одного взмаха которого, зависели судьбы многих людей. Павел был генетиком-микробиологом. Он выявлял мутантов. Но разве Оторва виноват в том, что наука стала помощницей этой чертовой войне? Он старался из всех сил: выдавал фальшивые свидетельства и тем самым спас жизни большинству проверяемых.

- Врешь! – зашевелилась тихая совесть. – За корысть делал, за корысть.

- Ну, согласен. Да! За большие деньги. А жить-то надо! Сынишку растить.

- После такой грязи? – робко возразила она.

- Сволочь! – прошептал Оторва.

Эх, вернуть бы все назад! И он бы согласился на тот мир, что держался на волоске. Согласился бы даже на мир без Клары. На мир в одиночестве до конца жизни. Лишь бы он был. Пусть ненадежный, хрупкий и изменчивый, но все же мир! Мир без показательных расстрелов, карательных операций и зачисток в поселениях мутантов. Согласился бы на мир без свободы. На мир без будущего. На мир, вместо бесконечной войны с неопределенным будущим. Что это сегодня он так разоткровенничался? Да еще с самим собой?

- Надо собираться, – подумал Оторва, тупо по инерции бросая вещи в рюкзак. – Все-таки законный отпуск. Отдохну, нервишки подлечу. Френки в горы зовет. Завтра с утра махнем. Сына к тетке отправлю. Хватит воспоминаний, хватит.

Но чудилось ему, будто кто-то залез к нему в мозг и ковыряется там грязными пальцами. И идет за ним некто невидимый, незаметный и тихий, всепроникающий, всезнающий и всеуничтожающий. Он прокрадывался и вставал за спиной, ожидая сигнала.

Вот и долгожданный фристайл. Обычно бледный полковник сегодня разрумянился, посвежел.

- А что, Павел, - спросил он его, - слабо вон с той горы съехать, а?

- Проверяет,- мелькнуло в голове у Оторвы. – Отчего же, можно.

- Подожди, не спеши. Переговорить с тобой хочу. Да, да, по работе, будь она неладна. И не вздыхай ты так, словно на Голгофу идешь.

- Слушаю.

- Как результаты анализов у той леди, которая, как человек-паук с любой высоты сигает?

- Пока ничего. Мутация незначительная и по таблице Крейслера она не подпадает не под один вид мутантов.

- Вот черт! Они изменяются с быстротой молнии, и уже сам себе не веришь.

- Фактически она мутант. Зачем же медлить? – повел щекой Павел, поправляя защитные с подсветкой очки.

- Знаю, знаю. Видишь, юристы совсем одолели. Формалисты хреновы! Конвенция! Права человека! Да, они безнадежно устарели! Эх, была бы моя воля!

- Всех бы за решетку отправил, – подумал Оторва.

- Ты, что-то сказал?

- Нет, тебе показалось.

- А, ну так проведи еще пару экспериментов, чтобы надежно, понимаешь? Я уверен, у тебя получится. Ты, парень головастый.

- Может, просто подгоним под показатели?

- Нет, что ты, что ты! Комиссия с Островов на днях у меня будет. А о том – забудь! Не было ничего, понял?

- Да.

- Ты с ней вот так будь! – потер пальцем о палец полковник. Как говорится от друзей подальше, а к врагам поближе, хе-хе!

- Не беспокойся, Френки! Говоришь слабо ту гору взять? Пара пустяков!

Павел настроил подсветку, подкрутил головной фонарь на далекий свет.

- Стоп! Кажется, со мной это уже было! - встревожился Оторва. – Но где и когда? Не помню! А как все реально! Вспоминай, вспоминай! – шептал он, глядя в бесцветные глаза Френка.

Оторва взмахнул палками, оттолкнулся и полетел вниз под пристальным взглядом полковника. Резкая, как порыв ветра резанула его мысль. Ведь он сам и не один раз, по настоянию полковника применял Е – 25р. Именно эффект Дежа вю и отличает этот мощный препарат. Значит, на самом деле, он вовсе не мчится по хрустящему рыхлому снегу, бьющему ему в лицо отдельными льдинками, а лежит в закрытой реанимационной капсуле, и пара компьютеров перекачивают миллионы гигабайтов его памяти. Сортируют и отбрасывают. Отбрасывают года его жизни, как ненужный мусор. А несколько человек записывают закодированные в числа знаки. Знаки его любви и ненависти, знаки его пороков и великодушия. Чтобы узнать одно: есть ли в его организме хоть микрон гена, поврежденный мутацией. Куски отбрасываются за кусками. Куски за кусками. Брак внутреннего мира и душевного состояния. И этот все Френки, который ради ненужной правды готов положить на жертвенный алтарь коллегу по работе. А ведь Павел помогал ему, покрывал его темные делишки. И полковник не остановится, пока не вывернет его всего наизнанку. И все будет повторяться бесконечное число раз. Сколько же их, кругов ада?! Оторва резко притормозил и повернул вправо. Френки хочет узнать кто он? Пусть узнает, но он никогда не добудет формулы противоядия для борьбы с мутантами при помощи его измученного мозга. Никогда!

- Нет! Это безумие! – услышал он голос полковника и отключил микрофон.

***

В дверь осторожно постучали.

- Войдите.

В кабинет к полковнику степенно прошествовал доктор. Френк указал на стул.

- Какие новости, док? – добродушно спросил полковник.

- Одна хорошая, другая плохая. Вам какую?

- По порядку.

- Оторва – мутант.

- Плохая?

- У него остановилось сердце без видимых на то причин. Теоретически он мог бы продержаться еще пару дней, а этого достаточно, чтобы переворошить его мозг вверх дном и узнать каким образом инфекция проникла в организм.

Полковник грязно выругался.

- Что вы говорите! А я и не знал, что он мутант! – съязвил Френк. – Конечно, человек, запросто перелетающий огромной ширины пропасть, является совершенно обычным заурядным гражданином нашей страны! От вас только и требовалось выяснить каким образом он мутировал, где и когда у Оторвы были контакты с мутантами вида V. Ничего не хочу слышать про врожденную мутацию его сына и раннюю смерть жены! Я знал это давно и лучше вас!

- Не горячитесь, вскрытие покажет…- попробовал успокоить его доктор.

- К черту, ваше дурацкое вскрытие! Оно покажет лопнувшее сердце и только!

- Но генетический анализ тканей…

- Вы провалили эксперимент!

- Можно попробовать клонирование с загрузкой прежней информации и био стимуляцией психики.

- На это уйдет несколько лет!

- Что же вы хотите! Наука не всесильна.

- За это время мутанты поглотят нас!

Доктор устало пожал плечами и вышел. Полковник коротким рывком руки выдернул из шкатулки сигару, отщипнул кончик и вдохнул горьковатый дым. Потом сел к компьютеру и принялся с остервенением щелкать по клавиатуре.

- В отставку, в отставку, - бормотал он, - пусть сами расхлебывают. Не могу больше, не могу.

***

Павел мечтал быть с Кларой, и его мечта осуществилась. Он вновь оказался рядом с ней на зеленом лугу, на берегу тихой реки. Он снова целовал большую родинку на ее шее, а она плела ему венки. Сынишка беззаботно порхал в яркой синеве прежнего неба. Волосы Клары цвета спелой пшеницы нежно щекотали Павлу лицо. Он все-таки выиграл право на жизнь в мире. Но что это? Вдруг небо потемнело, пепел и зола затянули его и спрятали оранжевое солнце. Надвинулся космический холод. Всевидящее око смотрит ему прямо в душу. Павел пытается защититься. Тщетно. Щупальца протянулись.

Внимательным взглядом доктор охватил пробирку. Скоро, скоро в ней обретет свою вторую жизнь розовый гомункул. Врач улыбнулся.

- Зря полковник ушел в отставку. Поторопился! – подумал он.

Чтобы написать комментарий - щелкните мышью на рисунок ниже