Тубакин Эдуард Николаевич

Легкое путешествие к другим планетам

От главного редактора Разумихин вышел в дурном настроении. «Ему нужны сенсации. А где же их взять, когда живешь обычными серыми буднями?» – думал он, переходя дорогу.

Позади послышался шорох колес, резкий сигнал, визг тормозов.

- Ты ослеп!? Задавил бы сейчас…

- Извините, - пробормотал Разумихин и ускорил шаг. «Лучше бы задавил», - подумал он.

Ему вспомнился недавний разговор с редактором. Он пытался прогнать неприятные мысли, отвлечься, но ничего не получалось. Разумихин снова возвращался в тесный и колючий их круг, и каждый раз всплывали какие-то новые обидные подробности этой беседы.

«Поймите, у нас нет спонсоров, нет хорошей литературной базы. Следовательно, чтобы газету хорошо раскупали, а вы получали достойную зарплату, надо, чтобы люди читали ее. Чтобы ее читало как можно больше людей. И здесь нужно опираться на среднего человечка, который в первой же полосе смог бы найти что-то увлекательное, невероятное. И не надо литературных изысков, новостей культуры и прочей чепухи. Побольше сенсаций! Понимаете, о чем я говорю? А у вас что. Нет-нет, за последнее время вы, конечно, продвинулись вперед, но… Ну, для примера возьмем один из последних ваших опусов: «Бабка Лукерья из села…» Ага, вот… отрубила петуху голову, а он еще после этого пять минут бегал по огороду, и никто не мог его поймать. Неужели вам жаль времени? Добавьте к вашим пяти минутам еще пятьдесят пять, и выйдет целый час. Тогда совсем другое дело. Понимаете, о чем я говорю? Ну и прекрасно».

Разумихин жил скучно и безрадостно, был нелюдимым, не имел семьи, никакими талантами не блистал. Второй месяц работал в газете, где печатали вымышленные истории вперемешку с реальными фактами. И все это, сдобренное «клубничкой», искусно перетасованное, подавалось обывателю, который силился проглотить несъедобное, пахнущее типографской краской блюдо.

Разумихину не нравилась подборка материалов, не нравился редактор и его большие очки в массивной коричневой оправе… Но идти Разумихину было некуда. В серьезные издания его не брали, а менять шило на мыло – лишняя трата времени. По пути домой он решил зайти к своему давнему знакомому, который работал в шестом корпусе психиатрического стационара. Поднимаясь по крашенным ступеням этого заведения, Разумихин все бурчал себе под нос: «Будет, будет вам сенсация…»

- Эй, ты чего там бурчишь?

Разумихин столкнулся с приятелем, стремительно сбегающим вниз.

- Да так.

- Случилось что-нибудь?

- Случилось.

- То-то, я смотрю, вид у тебя неважнецкий. Подожди, я сейчас.

Они сидели в полутемном кабинете. За окном быстро спускались зимние сумерки. Снег медленно падал, и от этого на улице казалось светлее обычного. Разумихин поделился своей печалью с другом. Тот сочувственно кивал головой, ругал вместе с журналистом редактора. Наконец, выговорившись, замолчали.

- Слушай, не дернуть ли нам по маленькой?

- Ты же на работе, Санёк.

- А мне осталось тут десять минут. Начальства нет.

- Можно вообще-то.

- Ничего, не переживай. Вот черт, из закуски только хлеб, - растерянно произнес Санёк.

- Да все равно! –махнул рукой Разумихин.

Они выпили, разговорились. Вдруг Санёк хлопнул себя по лбу.

- Слушай! Какой же я дурак! У меня ведь для тебя такой материальчик есть. Во! Супер! Тут на днях привезли одного. Он такое отчебучивает.

Санёк вскочил, забегал по коридору, полез в шкаф, зашуршал бумагами. Долго рылся, достал серую папку и протянул ее Разумихину.

- На почитай. Извини, на дом дать не могу, сам понимаешь – документ. Сегодня не успеешь просмотреть, завтра приходи. Тема замечательная!

…Когда он попал сюда, стояла глубокая осень. Голые деревья стучали в больничные окна. Моросил дождик, такой мелкий, неприятный и незаметный, что казалось, будто его и вовсе нет. Но он угадывался по низким, тяжелым тучам, по ряби на мутных лужах. Его привезли на машине скорой помощи – худого, с черными провалами вместо глаз, обросшего, со спутанными грязными волосами и длинной бородой. Он сжимал четки и что-то бубнил. На острых плечах болталось одеяло. В больнице человека постригли, вымыли, выдали белье и определили в сорок восьмую палату. Он не понимал, зачем он здесь находится. Силился вспомнить хоть что-то из своей прошлой жизни и не мог. Здесь он сошелся с поэтом и рассказывал ему свои необычные полеты на другие планеты.

Написав это, Разумихин удовлетворенно потянулся, откинулся на спинку стула. Чиркнул зажигалкой, закурил. Курил долго, как будто растягивал удовольствие, потом взял со стола маленькую синюю тетрадь, перелистал ее и вывел: «23 января. Решил взяться за эту тему. Неделю назад познакомился с девушкой, которая хорошо знала больного. Аня рассказала все с самого начала и подробнее, чем врач, наблюдавший болезнь. Но для меня остается еще много непонятного».

27 января.

Целый день у меня болела голова. Только за статью берусь, становлюсь сам не свой. Чувствую, что нашел нечто необычное, из ряда вон выходящее. Пробую сопереживать, чтобы точнее описать состояние помешательства. Быть может, он осуществил мою мечту. Просто не справился, испугался.

28 января.

Решил, что буду писать статью прямо в дневнике по мере накопления материала. Помещать буду отрывки между своими записями. Потом перепишу все набело на отдельные листы.

Он порвал связи с внешним миром и не выходил из дома последние дни. Учитель обещал, что боль утихнет, если в полном одиночестве усердно медитировать и читать мантры. Из замурованной квартиры его вытащила милиция. Через стенку днем и ночью соседи слышали сильный шум, их маленький ребенок пугался, просыпался среди ночи и долго плакал.

Облегчение не наступало. Монотонное «Харе Кришна, Харе Рама…» измучило его. Он еле ворочал опухшим языком, машинально зажимая между пальцами очередную бусину. У него не осталось сил сопротивляться голосу Учителя. Ему стало страшно. Он закрылся на все замки, дверь в свою комнату подпер старым тяжелым шкафом, забил окна досками. Стекла звенели от гулких ударов, а на последнем одно из них треснуло. В щели можно было видеть полосу, пробежавшую по диагонали – неровную, как сверкнувшая молния. Теперь кришнаит не имел никаких возможностей вырваться из каменного мешка. Он понимал, что ему уже нельзя выходить, иначе безумие настигнет его раньше на улице среди людей, но и в полной изоляции невозможно оставаться. Кришнаит пытался освободиться от неведомой темной силы, завладевшей им, она заставляла разбивать в кровь руки, срывать с себя одежду и выть раненым зверем.

Нудно дребезжал телефон, не давая Разумихину сосредоточиться. «А черт!» – он бросил ручку и взял трубку.

- Да, я слушаю. Да, да. Этим я сейчас и занимаюсь. Да, хорошо, Сергей Александрович. Но, но я не могу быстрее. Мало материала, поэтому… Да, я понял, постараюсь. До свидания, Сергей Александрович.

Звонил редактор. Стоило Разумихину обмолвиться с кем-то из коллег об интересной находке, как все сразу стало известно редактору. Его заинтересовал будущий рассказ журналиста, и теперь он его подгонял.

«Язык мой – враг мой», - подумал Разумихин. Потом записал ниже:

В журнале он записан под именем Шри Шримад. Дежурная сестра пояснила, что при поступлении парень сам так назвался. Я решил назвать его Иваном.

Они приехали к учителю вечером. Аня с удивлением рассматривала крепкого мага с толстой золотой цепью на короткой шее. На вид ничего удивительного: простой дядька сорока лет в застиранной футболке и потертых джинсах. В памяти девушки всплывали привычные образы шаманов и колдунов, почерпнутые из старых детских сказок. Ничего похожего. Да и обстановка в квартире у него была вполне современная: все было напичкано бытовой техникой. Всему этому придавали немного дешевой таинственности расставленные по углам комнаты большие китайские вазы, а на полках – маленькие черные фигурки индийских мудрецов то ли из кости, то ли из дерева.

- Что болит, что беспокоит? Давайте полечу, - маг протянул Ане руку, и та невольно отстранилась, чувствую нестерпимый жар от его большой широкой ладони.

- Не надо. Спасибо. Я бы лучше чай выпила, что-то в горле пересохло.

- Иди на кухню. Чайник на столе, разогрей, поешь чего-нибудь, а нам с Ваней поговорить нужно.

Пока девушка была на кухне, между Иваном и магом произошел резкий разговор. Аня слышала лишь последние слова мага: «Как я сказал, так и будешь делать!» И вдруг – тишина. Любопытство победило осторожность. Аня на цыпочках, с бутербродом во рту, подкралась поближе. Происходящее поразило ее: маг навис над Иваном, словно скала, изрезанная морем, которая, казалось, вот-вот сорвется в бурную пучину. Плавные движения учителя менялись на размашистые. Иван сидел обездвиженный, ни живой ни мертвый. На пол упал бутерброд, маг обернулся. На мгновение девушке почудилось, что он по-звериному оскалился. Нет, дядька улыбался. Он ласково коснулся рукой Ивана и произнес: «На сегодня хватит».

Разумихин отложил ручку, подошел к окну, разрисованному зимними узорами, открыл форточку. В комнату потихоньку вкрался морозный воздух, разгоняя застоявшийся сигаретный чад. Разумихин работал всю ночь и только под утро почувствовал слабость и головную боль. Он был настолько увлечен сочинением рассказа, что не собирался ложиться спать. Что-то происходило в его душе. «Вот оно, нашел! - подумал он. Если убрать религиозную основу, и тогда его не постигнет участь Ивана. «Главное, открыть ларчик тем ключом», - разрозненные мысли крутились в голове у журналиста. Он посмотрел на часы – четыре утра. Сел к столу и записал:

31 января.

Тому, о чем рассказала Аня, трудно поверить. У меня вызывает тревогу душевное состояние этой девушки. В ней есть что-то настораживающее. Ну да ладно, потом разберемся. Чуть не забыл: сегодня узнал, что милиция никаких документов у Ивана не обнаружила. Соседи ничего вразумительного сказать не могут. Вытянул только одно: Иван снимал квартиру, а хозяин куда-то уехал и до сих пор не появлялся. Настоящий детектив получается! Не за что ухватиться. Решил испытать на себе технику медитации, чтобы полнее и достовернее описать состояние кришнаита. Набрал разной литературы. Я, конечно, не верю в подобную чепуху, но…

Разумихин верил и уже долго и много занимался этим. Дневник же он вел для успокоения совести, что ли. Ему казалось, будто он подглядывает или читает чужие письма. Но журналист гнал от себя такие мысли. Успокаивал себя, что дневник помогает ему в работе над рассказом, создает полную картину происходившего с Иваном. На самом деле его душа была как чемоданчик с двойным дном. Снаружи была мечта, идея овладеть могущественными, до конца неизвестными силами, приобрести власть, утвердиться за их счет. Внутри – боязнь не совладать с этой энергией. Дневник являлся своего рода отдушиной, исповедью, покаянием перед самым строгим судьей на свете – своей совестью. Но даже тут он лгал, потому что надеялся на удачу, надеялся, что его не настигнет расплата, какая настигла Ивана. Разумихин лгал, что не верит в подобную чепуху, что душевное состояние девушки вызывает у него тревогу. Аня, в отличие от него, оценивала ситуацию трезво.

- Ты просто не представляешь, как он мне помог.

Они сидели на кухне. Иван курил, Аня цедила остывший чай.

- Неужели такое бывает? – не переставала удивляться она. – Значит, твой Учитель настоящий экстрасенс!

- Бери выше. Для меня он почти господь Бог! По кусочкам всего собрал.

- Это как?

- У меня год назад серьезная травма спины была. Я без чужой помощи шнурки завязать не мог.

- Интересно, а у меня он найдет какие-нибудь болезни?

- Конечно. Тебе кажется, что ты здорова. На самом деле это не так. Учитель говорит, что сейчас люди совсем гнилые пошли. Хочешь, он станет для тебя таким же близким, как и для меня?

- Не знаю, - нерешительно ответила Аня.

Она плотнее запахнула халат, поежилась.

- Ты что, замерзла? – Иван обнял ее. – Глупышка, на улице жара.

Аня слабо усмехнулась.

- Поехали к Учителю! Он совсем не такой, как все. Да, а в лесу хорошо! Рядом дятел стучит, подальше кукушка кукует. Он добрый, не бойся. Я уже привык к нему. Без него болеть начинаю, тоска гнетет.

- Ваня, Ваня! – испугалась Аня. – Что с тобой? Какой лес с кукушками? Ваня!

Она трясла его за плечи, а он продолжал чепуху шептать, смотря невидящими глазами куда-то вдаль, сквозь нее.

Из дневника Разумихина:

5 февраля.

Долго не писал. Не было времени. Аня боится чего-то и не хочет мне помогать. Болтала о каких-то стеклярусах, параллельных мирах и о человеке, внезапно возникшем перед ней и так же таинственно исчезнувшем. Утверждает, будто он похож на Ивана. Но это невозможно, если тот только из дурдома не сбежал. Это надо, кстати, у Саньки выяснить. О чем это я? Ах да, о девушке. Она прижималась ко мне, хватала меня за руки, просила защитить ее. Впечатлительная натура. Накрутила сама себе ерунду всякую. А так ничего, симпатичная девчонка. Надо бы ее успокоить. На сегодня все.

Аня что-то тихо напевала себе под нос. Она всегда была счастлива, когда прижималась к его сильному, большому плечу. Иван лежал навзничь, закинув руки за голову. Его резко очерченный профиль вырисовывался на темном фоне обойных роз. Длинный прямой нос с чуть заметной горбинкой, большой тонкогубый рот и короткий подбородок. Иван посмотрел карими, почти черными глазами на Аню, схватил ее за руку и потерся небритой щекой.

- Ай, колючка, не надо!

На бледной коже предплечья выступили красные пятна. Аня спряталась под одеяло.

- Почему ты не бреешься? – донеслось оттуда.

- Хочу отрастить бороду.

Долгое время они лежали обнявшись. Она была похожа на мальчика: с короткой стрижкой, длинной цыплячьей шеей, выпирающими ключицами – вся такая худенькая, с фигурой подростка.

- Пора вставать! – Иван сорвал с кровати одеяло.

- Холодно! – запищала Аня. – Куда опять?

- Если хочешь, оставайся, я один к Учителю съезжу. Не скучай, я быстро – туда и обратно.

Аня осталась лежать одна в теплой постели. Повалявшись вдоволь, встала, приняла душ, слегка перекусила. На письменном столе нашла много книг. Выбирала наугад, не читая названия. Листала, но мало что понимала. Она увлекалась красочными рисунками: в райских садах гуляли красивые, счастливые люди в белых одеждах с флейтами в руках. Ниже девушка прочитала следующее: «Еще не появившись на свет, мы уже испытываем страдания. В течение девяти месяцев человеческий зародыш находится в стесненном положении в воздухонепроницаемой сумке брюшной полости своей матери. Наконец ребенок рождается, но его страдания продолжаются. Мать, несомненно, заботится о нем, но дитя страдает, и поэтому плачет. Его страдания начинаются еще во чреве матери. Он рождается, подрастает, и его ждут новые страдания. Он не хочет идти в школу, но его принуждают. Он не желает учиться, но ему задают уроки. Осмыслив нашу жизнь, мы увидим, что она полна страданий. Обусловленные души неразумны. Мы должны задаваться вопросом: «Почему я страдаю?» - И если есть средство, которое избавит нас от страданий, то им надо воспользоваться».

Разумихина торопили со статьей, но он никак не мог нащупать нити, дергающие человека, превращающие его в марионетку, ступеньку для достижения цели, для самоутверждения человека, его возвышения над другими. Он решил упорно, хоть понемногу, но продвигаться к разгадке. Разумихин сам разбудил в себе силы, дремавшие где-то в глухих закоулках его подсознания. Теперь, хотел он этого или нет, они задавали тон и двигали всем его существом.

Вечером десятого февраля он записал: «Ужасно затягивают эти занятия. Становится по-настоящему интересно. Никогда не испытывал большего блаженства, чем медитировать. Научился впадать в состояние транса. На душе безмятежное спокойствие и умиротворенность. Нет никакого дела до других, я даже себя иногда забываю. Аня на днях передала мне тетрадь кришнаита. Надо бы почитать на досуге. Забыл поблагодарить ее за прекрасную ночь любви, ха-ха! Надеюсь, любви у нас теперь будет много. Вчера познакомился с одним очень интересным человеком. Он экстрасенс высокого класса. Ездит по всему миру, проводит семинары, лечит людей. Еще вроде как новое учение проповедует, которое сам создал. Валентин Федорович (так зовут моего нового знакомого) обрадовался, узнав, что я желаю узнать побольше обо всем этом. Он предложил мне свою помощь в этом. Не ожидал, что мы найдем так быстро общий язык».

20 февраля.

Не понимаю, что со мной происходит. Валентин Федорович успокоил меня, заверив, что такое бывает на первых порах занятий. Он предложил мне для снятия головной боли и повышения общего тонуса лечебный гипноз. Я согласился. Аня боится его и что-то скрывает от меня. Рассказ я почти закончил, остались детали. Никак не пойму, кем является в этой истории маг. Кто он? Руководитель секты, сатанист или просто сумасшедший? Я не знаю, с помощью каких механизмов, он управляет сознанием Ивана. Удалось выяснить лишь, что Иван с друзьями вел полукриминальную деятельность с недвижимостью, оружием приторговывали, а маг главарем у них был.

Разумихин остановился. «Механизм, механизм манипулирования», - вертелось у него в голове. Он еще раз перечитал написанное и споткнулся на слове гипноз. «Ну конечно, маг использовал гипноз!» – обрадовался журналист, - «Вот и концовка статьи придумана». Ручка энергично забегала по бумаге.

Боль исчезла. В голове прояснилось. Мысли не блуждали беспорядочно, как прежде, а находились каждая на своем месте – простые, глубокие, ясные.

- Скажи мне, Учитель, добьюсь ли я твоей ступени совершенства?

- Достигнешь, но это будет нелегко.

- Объясни, как быстрее стать просветленным?

- Никого не слушай, кроме меня. Никому не верь, кроме меня. Никого не люби, кроме меня.

- Я слушаюсь.

- От человека иди к Существу, от него – к Просветленной сущности, а дальше стань сам себе Богом. И тогда тебе не придется испытывать муки материального тела. Запомни: ты выше людей, ползающих у ног твоих. Тебе дана Божественная мудрость. Так обрети ее! И выброси никому не нужное, кроме слабых, слово «человек». Стань чистой энергией, и ты сможешь побывать во всех уголках необъятной Вселенной. А пока подчиняйся мне. Будь проводником моей воли! На счет девять медленно просыпайся…

Из дневника Разумихина:

22 февраля.

Нигде не могу найти Аню. Зачем она от меня прячется? Сегодня весь день чувствую апатию и отвращение ко всему на свете. Только лечебные сеансы Учителя помогают справляться с хандрой. Не хочу выходить из комнаты. Весь день читал мантры. Чудятся голоса и музыка.

25 февраля.

Вчера ночью разговаривал с существом (он сам так назвался) из пятой иерархии Шерлопом. Не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, как будто веревками связали. Перед глазами летали разноцветные шары. Существо требовало покорности, чтобы оно могло спокойно считывать информацию из моего мозга. За это обещало наградить меня необычайными способностями. Проснулся, подумал: «Кошмар привиделся».

26 февраля.

Спрашивал у учителя, что со мной? Он ничего не объяснил. Запретил выходить из квартиры. Потом сказал, чтобы я для облегчения своего состояния читал книгу «Легкое путешествие к другим планетам», автором которой он сам является.

29 февраля.

Не сплю вторую ночь. Боюсь прихода этого Шерлопа. Врезал в дверь своей комнаты замок и теперь закрываюсь, но думаю, что это не спасет меня. Где Аня?!

- Эй, Петрович, принимай психа!

Молодой веселый парень в белом халате подошел к Петровичу и шутливо надвинул ему на самые глаза докторский колпак.

- Отстань! – коренастый, седой, с густыми нависшими бровями, но крепкий еще Петрович лениво оттолкнул его. Потянулся, зевнул, встал со стула.

- Спирт есть? – парень так и крутился юлой возле Петровича.

- Ну, есть.

- Дай немного.

- С чего это ради?

- Эх, голова! Сегодня праздник.

- Да ну, какой?

- Первое апреля. День дурака. Можно сказать, наш профессиональный праздник. Га-га-га!

- Возьми, вон, в склянке. Витамины на столе.

Парень с быстротой фокусника опрокинул содержимое пробирки в рот и бросил в след горсть желтых шариков. Поморщился, крякнул что-то вроде: «Кхм, кхм».

- Принимать-то будем?

- Ну а как же. Что с ним?

- Летун.

- Да ну?

- Как тот, что ли, из сорок восьмой?

- Ага, на звезды летает.

- Тогда поместим их вместе, чтобы скучно не было.

- Записывай, - парень склонился над Петровичем. – Разумихин…

- Постой, не тот ли это Разумихин, что заходил сюда? – Петрович, начавший было записывать, остановился. Молодой растерянно пожал плечами.

- Ты его знаешь! Он часто бывал здесь, к Саньку заходил.

- Слушай, не помню, хоть убей. Петрович, давай скорее, а? У меня смена заканчивается, пиши!

- Ой, что делается! – закачал головой Петрович, быстро записывая.

- Баба Зоя! На новенького посмотреть хотите? – крикнул веселый парень идущей на встречу уборщице – старенькой набожной бабульке.

- Видела, видела уже. Осподи! – закрестилась она на темный пустой угол, - Напридумывают религиев разных, а потом с разума спрыгивают! Нет, чтобы, как люди, в церквы православные ходить.

Мужики переглянулись и залились громким раскатистым хохотом. И долго их смех разносился по гулким коридорам больницы.

«Глупцы, смеются надо Мной, когда я нисхожу в образе человека. Они не знают моей природы и того, что Я – Верховный владыка всего сущего».

(Из записной книжки Ивана).

2001 г.

Чтобы написать комментарий - щелкните мышью на рисунок ниже