- Элина, расскажите про войну?

 - Мне трудно вспоминать, как это было:

 не то, что б не хочу или забыла,

 а нужно говорить за всю страну.

 В те роковые годы наш народ

 от мала до велика для Победы

 трудился от заката до рассвета,

  и не было важнее из забот.

 Спросите ветеранов, стариков –

 пожав плечами, скажут:

  - все так жили.

 Вот этой силой мы врага разбили,

 освободив отчизну от оков.

 И я не исключение:

  в тылу

 ровесницы работали ударно,

 а мне достался поезд санитарный…

 И дальше, неохотно:

  как в пылу

 войны, в числе других госпиталей,

 оставив позади горящий Киев,

 их поезд продвигался в глубь России,

 откуда, занимаясь всё алей -

 с бойцами эшелоны гнал рассвет

 пожарищам навстречу и бомбёжкам,

 а женщины тревожно из окошка

 на станциях крестили их вослед…

  - Мне память сохранила с тех времён,

 Как снимок:

  на разбитом полустанке -

 состава обгоревшего останки.

 А под откосом – с почтою вагон.

 И степь…

  До горизонта вся…

  Белей

 полей под снегом: письма, похоронки,

 а в вышине, над всем – печальный, звонкий

 клин улетавших к югу журавлей.

 Не счесть теперь ни матерей, ни жён

 не получивших чьих-нибудь последних

 тех весточек;

  ни с рубежей передних -

 солдат, кто, не дождавшись, был сражён.

 Всё тягостнее речь её и слог

 задумчиво - усталый,

  и нередко

 вновь пальцы теребили край салфетки;

 И, чтобы поддержать наш диалог,

 я задавал вопросы невпопад -

 встречая испытующий и тихий,

 как у людей с лихвой хлебнувших лиха -

 пронзительный, чуть отстранённый взгляд.

 В тот миг она была, наверно, там:

 в том поезде, где приторный до рвоты

 тяжёлый запах крови и мокроты,

 сочащихся по стираным бинтам.

 Там, где махры и пота благовест,

 где, на крыло свалившись, самолёты

 с тузами на боках - вели охоту,

 прицеливаясь прямо в красный крест.

 Не клеился дальнейший разговор.

 Мы как-то больше вежливо молчали.

 В упор глазами полными печали

 глядел в меня её немой укор.

 Нет, даже не укор, а приговор,

 за то, что я докучливым незнаньем

 разбередил клубок воспоминаний,

 комком в груди живущий с давних пор.

 Мне было стыдно, словно невзначай

 обидел дорогого человека:

 и за её, припухшие вдруг, веки,

 и за, уже давно остывший, чай;

 за то, что не обнять и не согреть,

 мне ставшие родными - эти плечи,

 и паузы неловкие – предтечи,

 что, видимо, пора и честь иметь.

 А так хотелось поблагодарить:

 найти, сказать от сердца – не для слуха,

 но веяло такою силой духа,

 что не посмел: боялся оскорбить.

 Слова, что ей, скорее, не новЫ –

 застряли по пути, как в горле кости;

 то, собственно, зачем пришёл я в гости -

 осталось недосказанным…

  Увы,

  избитых фраз изысканный елей

  здесь был бы совершенно неуместен

  и неприятен

  Женщине известной

  породой несгибаемых людей!

  Всё, что сумел:

  смущенья скрыв огонь –

  поцеловать признательно без звука,

  протянутую на прощанье, руку

  в распахнутую мягкую ладонь…

 Был месяц Май.

  Играла ребятня

  в «войнушку», как обычно, и пестрели,

  громя «фашистов» - русские пострелы.

  На них смотрели на закате дня,

  край занавески, сдвинув,

  там, в окне –

  глаза отнюдь не воина-эллина:

  девчушки с хрупким именем Элина.

  Одной, из победивших в той

  Войне…

 Май 2010г