Шен Моисей

ХУ-ХУ

На все свои творенья

Поставь значок Ху-Ху»!

Не жди иного мненья,

Лучше возьми соху.

Сидел я однажды в кабинете психоневрологической лечебницы и под звуки поющего водопроводного крана составлял один из многочисленных отчетов.

В дверь вошел долговязый белобрысый парень с деревянным чемоданчиком в руке.

— Водопроводчика вызывали? — проговорил он охрипшим голосом. И кран сам ответил громкими вздохами, подобно раненному зверю, отплевываясь желтой пеной.

Водопроводчик быстро перекрыл воду, умело снял и разобрал кран, что-то в нем заменил, аккуратно поставил его на место и, тихо посвистывая, отполировал его до блеска.

— Деньги водиться не будут — просвистишь, — заметил я, с удовлетворением наблюдая за спокойным напором воды.

— О каких деньгах здесь может идти речь? Вы шутите, доктор! — воскликнул парень, тщательно убирая за собой рабочее место.

Только тогда я обратил внимание на его полосатую больничную пижаму и большой клеенчатый передник, в которых обычно щеголяют прачки.

— Ты поработал хорошо, и за это полагается награда: стакан крепкого, свежезаваренного чая, если, конечно, не возражаешь, — проговорил я, доставая из тумбочки вторую чашку. — Тебя как зовут? — продолжил я, внимательно разглядывая экзотическую фигуру парня.

— Харитон Углов, — не сразу ответил он, энергично втягивая горячий, ароматный чай и крепкими зубами раскусывая конфету “подушечка”.

Он охотно, но довольно медленно отвечал на мои вопросы.

Любая болезнь меняет психический облик человека, но особенно резко проявляется реакция на заболевание в условиях психиатрической больницы, когда она лишает человека работоспособности, нарушает привычное течение жизни, вызывает необычные чувства, физические страдания и тревожные ожидания. В глазах его затаились тоска и грусть.

— Работаешь толково и, безусловно, любишь свою профессию.

— Вы правильно подметили, — оживился он, — люблю, но из-за этой любви я здесь и пребываю. Сам-то я из Чухломы Костромской области. Отец также работал по этой специальности, но угодил за решетку еще при Сталине и сгинул навсегда.

У него были золотые руки, но болтливый язык. Мать часто мне напоминала, что я весь в отца, но дури в моей голове еще больше.

В последнее время я участвовал в строительстве гостиницы. Я выполнял сантехнические работы и давно вынашивал план: превратить туалетные комнаты в ростки КОММУНИЗМА. В библиотеку, на лекцию, даже в кинотеатр мужиков и баб не затащишь, а мимо уборных, извините, никто не пройдет. ЗДЕСЬ МЫ ВСЕ РАВНЫ! Можно даже смело сказать: там наступил настоящий коммунизм: от каждого по способностям, каждому по потребностям — бумага, мыло, вода и просто время! К сожалению, люди недоросли до этого понимания. Им надо бы помочь разобраться, что к чему.

Тогда я решил одну кабину в туалете оформить особым образом. Стены разрисовал под цвет знамени, на полу выложил из плиток наш герб. На двери, напротив унитаза (в кругу), наклеил портрет товарища Ленина, а под ним яркой краской написал стихи:

Это — Ленин на портрете.

Ты учись, стремись, спеши!

Здесь, в советском туалете,

Все, что надо для души!

На потолке вывел слова: “Туалет — главный кирпич в фундаменте коммунистического строительства”.

На одной из перегородок написал, почти по Маяковскому: “Туалет и коммунизм — близнецы-братья”.

А на другой:

Минуты не теряй,

Учиться продолжай!

Над унитазом повесил плакат:

Бумагу, мыло не воруй!

Ты не один в Союзе, в мире...

Кто враг народа? Где буржуй?

По-ленински замочим их в сортире...

При выходе из туалета яркой краской вывел слова:

Ты паразитов водой смой!

И не забудь одеть штаны...

А дверь в уборную прикрой!

Мы – не рабы! Все мы равны.

А на потолке горели строчки:

Мысль Ленина остра, как меч.

Врагов безжалостно мы станем сечь!

У меня были и другие варианты стихов, и я обратился к председателю комиссии по приемке гостиницы, чтобы он сам отобрал лучший вариант, например:

Это — Ленин на портрете,

Ты учись и в туалете!

Заветы Ильича верны

Лишь только б не было войны!

Или:

Ты сиди и не спеши,

Сам задачу разреши!

Ленин наш всегда живой,

В туалете он с тобой!

К моему удивлению, забегали, засуетились, зашумели. Пригласили меня в отдельную комнату. Спросили, не было ли у меня консультантов, кто меня надоумил, были ли в моей семье сумасшедшие. И вместо премии за рационализацию направили меня сюда, как ненормального. А я здоровее их всех вместе взятых. Я хорошо понимаю, что мое предложение опередило время. Сами они недоросли до понятия — как построить коммунизм. Для них это только призрак, бродящий по планете, а для меня уже реальность.

Я напишу КНИГУ, изложу в ней свои мысли, заставлю людей по-иному посмотреть на эту проблему.

Он говорил, а на лице жили только глаза, которые наливались то лиловым блеском, то делались тусклыми, как старый пятак. А само лицо оставалось неподвижным, как маска, с застывшим выражением обиженного ребенка.

Харитон неторопливо допил второй стакан чая и поднялся. Я протянул ему кулек конфет “подушечек”, и он бережно засунул его в карман.

— Сейчас я не твой врач, — проговорил я спокойно, — будем считать, что мы с тобой ни о чем не говорили, а только о том, что ты хороший специалист.

— Раз ни о чем не говорили, так и нет никаких вопросов.

Он несколько растерянно поднял с пола свой чемоданчик и исчез за дверью.

А я в свою записную книжечку, напрягая память, записал:

Это Ленин на портрете,

Ты учись и в.... лазарете.

Заветы Ильича верны,

Лишь только б не было войны!

1968 год

Прошло почти четверть века.

Жил я тогда в Петербурге, и мой путь на работу проходил по проспекту Ветеранов. В тот памятный день в моем распоряжении было еще достаточно времени, и поэтому я, не торопясь, двигался в людском муравейнике .в сторону работы. На углу Ленинского проспекта и магазина “Оптика” задержался взглядом на высоком, небрежно одетом, среднего возраста мужчине с нечесанной сивой длинной бородой. Он смотрел на меня своими маленькими бесцветными глазками с гримасой сомнения на обросшем лице. Я задержался у светофора и внезапно почувствовал руку на своем плече. Оглянулся и слегка вздрогнул. Тот мужчина стоял уже рядом со мной. Он отрывисто спросил:

— Вы меня страшно извините: мне кажется, что мы с вами встречались в психиатрической больнице г. Костромы. Прошло много лет, но у меня хорошая память на лица.

Внешне он очень изменился, и я бы его никогда не узнал. Но ту встречу я запомнил очень хорошо. Изредка, в узком кругу приятелей, вспоминал “рационализатора” из палаты № 6. Мой рассказ воспринимался как анекдот, вызывая оживление слушателей.

— А я в Питере живу уже около пяти лет, — продолжал мужчина и кивнул головой в сторону “Оптики”, туда, где в подворотне шла оживленная торговля финскими яйцами.

— По специальности уже не работаю. Получил ожог левой кисти — да и ни к чему это теперь. Умер мой дядя в Канаде и оставил небольшое наследство. Я приехал сюда, купил квартиру, а, главное: написал книгу на 700 страниц! Стал большим писателем! Книгу издал приличным тиражом, перевел ее сам на английский, французский и немецкий! Хотел перевести ее также на японский и китайский, но столкнулся с небольшими трудностями. Но я их обязательно преодолею! Если вы не спешите, зайдемте ко мне на несколько минут, и я вам покажу свою книгу.

Меня ошеломило известие не о самой книге, а перевод ее им самим на ряд европейских языков.

— ВЫ знаете столько языков? — с удивлением спросил я.

— Не скажу чтобы в совершенстве, но литературный перевод выполнил довольно точно, — с гордостью произнес он.

Я верил и сомневался! Книга, языки, перевод, тиражи... Мои мысли почти смешались: сантехник, пациент психоневрологической больницы — и писатель, переводчик.., и все это один человек! В голове прозвучала почти афористическая мысль: Гениальность и безумие — грани одного состояния.

— Следующая парадная моя. Я вас приглашаю к себе. Покажу книгу — это займет не более пятнадцати минут. — И, почувствовав, что предложение его почти принято, быстрыми шагами направился к дому.

По дороге он напомнил мне, что зовут его ХАРИТОН УГЛОВ. Что ему пятьдесят лет и у него большие творческие планы.

Он жил один в однокомнатной квартире, расположенной на первом этаже. Комната полупустая с единственным креслом и длинным, вдоль всего окна, столом, захламленным бумагами, старыми газетами и остатками пищи. Я не заметил там ни книжных полок, ни пишущей машинки, ни даже телевизора. На кресле лежала единственная книга в твердом переплете темно-красного цвета с золотыми узорами на корешке. Он бережно поднял ее, сдув невидимые пылинки, протянул ее мне.

–Осталась единственная книга, — проговорил он извиняясь, — но я ожидаю поступления из типографии дополнительного тиража в количестве тысячи экземпляров.

Я подошел к окну и с замиранием сердца открыл первую страницу.

Немного задержался на второй и быстро перелистал триста пятьдесят листов. На всех страницах книги были напечатаны слова, состоящие только из двух букв — ХУ, но в самых различных комбинациях: в строчку, в столбик, по диагонали и даже по кругу. Только на последней странице прочел: “Харитон Углов: ХУ-ХУ! Литературно-художественное издание”. Я еще обратил внимание на: тираж книги в 5000 экземпляров и на название издательства “УХА”, адрес полиграф комбината в местечке Выра с фамилией редактора — Демьянов.

Автор с помощью Демьянова приготовил “УХУ” по названию “ХУ-ХУ”.

— А вы сами перечитываете свое творение? — спросил я после минутного замешательства.

–Зачем? Я ее помню наизусть! — удивленно проговорил он.

— ХУ-ХУ-ХУ-ХУ-ХУ-ХУ, — почти нараспев, произнес он, опустив глаза вниз.

— Считаю, что данный том выпущен на русском языке, — глубокомысленно проговорил я, — но вы мне растолкуйте, о чем здесь идет речь?

— Ну, доктор! Вы, я вижу, заработались! Правда, с нашим братом можно забыть и свое имя. Но могучий и свободный русский язык, язык ГОГОЛЯ, ТУРГЕНЕВА И ТОЛСТОГО, надо помнить всегда! Внимательно вслушайтесь и подумайте: Ху-Ху... Ху-Ху! Как красиво, точно, сжато по форме и глубоко по содержанию!... В глазах его зажигались и гасли искорки пламени. — А это я считаю большой поэзией, — продолжал он, упираясь указательным пальцем с темной каймой, в одну из страниц:

Я глубокомысленно склонил голову

-Ху-Ху.....– .почти пропел он

— Удивительная новизна и четкость поэтической мысли! Какая мудрость в каждом слоге! Моя книга займет самое достойное место на полках всех библиотек мира...

— А вы не пытались предложить свое произведение композиторам, режиссерам артистам разговорного жанра? с осторожностью в голосе спросил я.

Он замотал головой:

–Они сами должны выйти на меня! Я же самый великий писатель! Мой труд должен служить людям все Земли.

Я посмотрел на часы:

— К великому сожалению, очень спешу. Вот моя визитная карточка. Если вы заглянете ко мне на работу, мы сможем продолжить разговор о поэзии, о творчестве, о жизни. ..

Он испуганно спрятал руки за спину:

–Нет и нет! К врачам я больше не ходок. Ужасную инсулино-шоковую и электросудорожную терапию я никогда не забуду! Ею пытались убить во мне все живое!

При расставании с хозяином этой квартиры я размышлял о том, что Харитон Углов просто “скромный” человек Он давно пользуется огромной популярностью. Тема его произведения уже высвечивается на экранах телевизоров, звучит в музыке, играет красками на холсте, проявляет себя в хореографии, тиражируется в книгах звучит на эстраде

Я бы создал комиссию из авторитетных, независимых специалистов, которые имели бы право ставить знак «ХУ-ХУ» на подобии клейма, которое выжигается на шкурах животных, чтобы знать, с чем мы имеем дело...Будет тогда ясно, коротко и очень убедительно.

Невольно вспомнил строчки стихов замечательного писателя Игоря Губермана:

Куда кругом ни погляди,

В любом из канувших столетий

БОГ так смеется над людьми,

Как будто нет его на свете!

Апрель. 2005 год.

Чтобы написать комментарий - щелкните мышью на рисунок ниже