1.

 Девочка,

 ты до сих пор плачешь по ночам,

 обнимая собственного судью.

 Утром он молится

 на незнакомом языке

 и одевает маску,

 когда идёт на работу.

 Всё в прошлом:

 экспедиция,

 летняя дружба,

 телефонное счастье,

 беременность,

 два ножа,

 распоровшие майское солнце.

 2.

 Ты

 перебираешь мужчин,

 как чётки,

 обнимаешься

 с сопливым англичанином,

 хочешь,

 чтобы я ревновал.

 Это смешно,

 как твой вздёрнутый носик

 и жиденькие косички.

 Я люблю не тебя,

 а этот волнистый город,

 где звездообразные бакалейщики

 бьют меня наотмашь по лицу.

 Выброшусь с площадки

 на верхушке ратуши,

 буду кружиться,

 как подстреленная птица,

 между одутловатых епископов

 и задумчивых Христов

 с мозолистыми руками.

 3.

 В этом доме

 так много помещений,

 и чего тут только нет:

 я видел

 осёдланных лошадей,

 запылённые старые автомобили,

 целую галерею

 фотопортретов Веры Холодной

 и пьяных в дым,

 но всё ещё довольно адекватных

 царскосельских балбесов.

 Я даже пытался побеседовать с Гёте,

 но он выставил меня за дверь,

 едва услышал ломаный немецкий.

 И только в одну комнату

 я не могу найти путь:

 в ней сидишь ты,

 глядишь на расклешённую

 осеннюю дорогу

 и укачиваешь чужого ребёнка.

 4. БЛЮЗ

 Снег с дождём.

 Ничего не изменится,

 даже если я

 закрою глаза

 и представлю, что тискаю

 самую первую девочку.

 Достань водку

 из холодильника,

 моя помятая небожительница.

 Пусть печень

 лопнет

 и просыплется на город

 хрустальными строчками,

 пусть музыка

 повиснет в комнате,

 как чугунная батарея

 (на такой сейчас сушатся

 твои пёстрые чулки).

 Будем бить

 друг друга подушками,

 ругаться по-немецки,

 а потом сольёмся в одно

 пыхтящее немолодое тело,

 источающее кислый запах

 в ритме блюз.

 5.

 Бедная, бедная Ханни,

 жена начальника станции!

 Ты бегала по ночам к мяснику,

 он слюнявил твои волосы,

 сжимал грудь,

 как рукоять топора,

 и без устали,

 словно пожарный шланг,

 лил семя в накрашенный рот.

 А по утрам парикмахер

 припудривал тебе виски,

 завивал растрёпанные волосы,

 любил тебя кратко и деликатно,

 как мотылёк.

 Ты попала в больницу

 и бесследно исчезла,

 стоило доктору Мабузе

 поманить тебя пальчиком.

 6.

 Несомненны только

 аптечная улыбка препода

 и компакт-диск насаженный

 на согнутый палец

 далее до горизонта

 святая простота

 молочная неизвестность

 ими я и торгую

 Прежде всего

 июньская пушинка

 щекочущая в горле

 узловатое настроение

 вызванное

 безответственным воздержанием

 затем ажурное лето

 с выпирающими

 как лопатки грозами

 и дежурные отмазки

 не послужившие причиной

 ни одному сдобному тексту

 Я даже не знаю каллиграфии

 и тем более - не верю

 хитиновым поездам

 7.

 Твои ступни

 в шерстяных носках

 поднимались всё выше,

 стягивая с нас одеяло,

 а потом бессильно упали

 Так-то вот: приютишь странницу,

 вернувшуюся на мотоцикле

 с удачной охоты,

 а наутро вся деревня

 хочет тебя зарезать

 8.

 всё равно этот пух не летит

 а в руках застревает

 жёлтыми копейками

 тусклыми ласками

 вязкой клинописью

 ностальгии

 молочное освещение и нега

 запутавшихся в тумане

 вельмож

 торжественно шагающих

 по промышленным пустыням

 срывающих на ходу

 мясистые стебли

 (двойная досада

 лучше войти в женщину

 как придётся

 чем искать место

 для нормальной любви

 среди лабиринтов

 пастилы и сгущёнки)

 9.

 придумывается первый сюжетный ход

 опрокидывающий навзничь реальность

 какая-нибудь гнилая лужа

 с бездонным волчьим характером

 затем несколько случайных встреч

 уточняющих позицию автора

 диалоги прописаны вкривь и вкось

 лишь бы не зияли рваные дыры

 сразу после этого финал

 с голыми девушками и фанфарами

 все несут ветки олив

 и швыряют в издателей

 лавровыми венками

 последний кадр

 мой товарищ селимов

 почему-то со спины и кверху ногами

 (непреклонная воля режиссёра)

 произносит

 аллилуйя

 10.

 тебя разыскали в капусте

 органы судебной

 и исполнительной власти

 пришпилили

 как четырёхмерную бабочку

 схоронили в груде

 слепорождённых бумаг

 (отсыревшие руки

 и отрывные стены

 бог прячется

 но ты настойчив)