Явь Хубилая

 Юный Хан был величествен, статен, красив,

 И Охоту любил в Океане Степей,

 Был доволен собою, Добычу сразив,

 Пировал, возвышая довольных Друзей.

 Внук Чингиса, готовился он превзойти

 Славу Деда, что с Детства страшился и чтил,

 И готов был к «Последнему Морю» идти,

 Что Границей орлиный Полёт прочертил...

 И приняв в Курултае, где Реки Онон

 С Керуленом холодные Воды несут,

 Власть наследную, к Югу направился он, –

 Положить обещая пожизненный Труд

 На Создание Нового в Старом, чужом,

 Что разрушить поклялся он для «Своего»

 С «Первой Кровью» – от Жертвы, что вскрыл он Ножом,

 И с Людьми – что клялись Кровь пролить за него...

 И Орда поднялась, – за Туменом Тумен, –

 И, меняя Коней, понеслась на Китай,

 Тот, что замкнут в себе средь Интриг и Измен,

 Утешал себя Ложью, что он «вечный Рай».

 А другие Войска поскакали в Пыли

 К тем Горам, что скрывают Проходы на Инд,

 И до самых Истоков Теченья дошли,

 И спустились к Потокам, что страшны на Вид...

 Долго длилась Борьба и кипела Война,

 Отливая Империи Образ в Огне:

 Словно Воск вытеснялся из Формы до Дна

 Враг любой, что встречался внутри и вовне.

 Будто Призрак Чингиса явился опять,

 чтобы всем доказать, что он вечно Живой:

 Заставляя Народы в Ночи трепетать –

 И оплакивать Путь предначертанный свой...

 В Трепетанье Вселенной, – в Удаче, в Пирах, –

 Хан купался, как в Море, и Горя не знал:

 Он великий свой Двор разодел в пух и прах,

 И Шелками, и Златом себя окружал.

 И средь дольних Людей чтил лишь Мать – Сурготай, –

 Что считал выше Женщин и выше Мужчин,

 И сказала она: «Выстрой, Сын, Новый Рай,

 Где ты будешь как Тэнгри на Небе Один!..»

 В Ксанаду Мастера всего Света взялись

 Рукотворный Оазис в Песке сотворить:

 В нём сияли Дворцы, Галереи вились,

 Павильоны от Глаз обещали укрыть.

 Злато Крыш отражалось в цветущих Прудах

 И в Каналах с Мерцанием Рыб Золотых:

 В Ксанаду «Бич Миров» забывал о Делах,

 И Любовь постигал средь Наложниц своих...

 Но из сотен Красавиц Одну он любил,

 И из Жён четырёх лишь Её выделял:

 Образ Чаби у Сердца всегда он носил,

 Её Облик «Примером для Всех» возвышал.

 И сказала Она: «Надо дальше идти:

 Ты построил Дворец – так Столицу построй!

 И Орлом за «Последнее Море» лети –

 И безвестные Земли за Морем открой!..»

 Но Сомнение гложило Хана порой,

 Беспокойством Чело омрачая и Взор –

 Беспричинно в Ночи отнимая Покой,

 Обращая к Подножию девственных Гор.

 И Предчувствие не обмануло его:

 В ясный День с них буддийский Аскет снизошёл –

 Сакья-Лама приехал к Владыке «Слугой»,

 Чтоб развеять Сомненье, о коем прочёл...

 И спросил его Хан: «Что со мною, скажи?»

 И ответствовал тот: «О, Владыка! Ты спишь!

 Твоя Грёза прекрасна – о ней не тужи:

 Ты же хочешь Проснуться – помочь мне велишь!»

 «Я скажу тебе так: Шакьямуни прозрел,

 Но отринул Миры и Отверженным стал:

 С этих пор Пробужденья никто не хотел

 В той Земле, где он царствовал и врачевал.»

 «И поэтому каждый, кто хочет Прозреть,

 Кто желает из Грёзы ступить в этот Мрак,

 Должен помнить, что будет живьём он гореть,

 И постигнет Страданье – Изгой и Бедняк.»

 «Ты уверен, что к этому Духом готов:

 С Пробужденьем сразиться и в нём победить?..»

 И изрёк ему Хан: «Всё! Не надобно Слов:

 Ты достаточно смог предо мною явить»

 «Свою Мудрость! Но я выше всех – и сильней

 В этом Мире податливом нету, чем я:

 Не боюсь Пробужденья в Величии Дней –

 И Ночей, что всегда провожу я, горя!»

 «Пробудившись, смогу подчинить себе всё,

 Что и в Грёзе Смелейший представить не мог!..»

 « – Хорошо, о Владыка! Возьми же Своё!» –

 Молвил Лама и скрылся за горный Отрог...

 Хан почувствовал Силу, почувствовал Мощь,

 И уверенной Поступью прибыл в Пекин:

 Там Столицу возвёл он средь сказочных Рощ,

 Средь Каналов бесчисленных, гордый, Один

 Повелел Город в Городе новом создать,

 И Дворец во Дворце, что как Солнце сиял:

 Чтоб Страданья Людей никогда не видать,

 Ограждаясь от тех, кто под Гнётом стонал...

 Этим Страждущим – тысячам Слуг и Рабов –

 Он велел Океан подготовить к Войне:

 Покорить он стремился «Обитель Снегов»,

 Что за Волнами пряталась, словно во Сне.

 Весь Китай он согнал строить Сонм Кораблей,

 Чтоб, Орду погрузив, Океан обуздать,

 И на Пике Гордыни безумной своей

 На Охоту отправился – Шторм воевать...

 Но Тайфун раскидал всю Армаду; Туман

 Съел Остаток, сдавая Добычу Врагам:

 Ликовал молчаливо весь Мир, ибо Хан

 Получил наконец-то Удар по Рукам.

 И увидели все, и увидел сам он,

 Что Победы – Мираж, ибо Жизнь – хрупка:

 Так пришло Пробужденье, закончился Сон,

 И Реальность явилась – сильнее Врага...

 Умерла его Мать, а за нею – Жена:

 Это было ужасней потерянных Орд;

 От Тоски не спасали ни Чаши Вина,

 Ни Утехи Гарема вдали от Забот.

 Хан забыл о Степях, полюбил свой Покой,

 И в китайских Обычаях закостенел:

 На Охоту Других направлял он Рукой,

 Стал безудержно есть, удалился от Дел...

 И однажды, упившись, навеки уснул, –

 Безразличный к грызущейся, алчной Родне,

 От которой потерянный Трон ускользнул –

 Растворяясь, как Грёза, в прекрасном Вине.

 Мир восстал, – и Китай сбросил Иго легко, –

 Так, как в хрупких Судах сбросил Орды на Дно:

 Словно сам пробудился – для Грёзы Другой,

 Что постичь в Пробужденье ещё не дано;

 В Пробужденье – что только Этап на Пути,

 Сквозь Страданье ведущего в Вечный Покой...

 Ну а Лама? – Он нёс эту Мудрость в Груди,

 И забрал её – Грёзу – навеки с собой!..