Мартынович Владислав Юрьевич

Явь Хубилая

Явь Хубилая

Юный Хан был величествен, статен, красив,

И Охоту любил в Океане Степей,

Был доволен собою, Добычу сразив,

Пировал, возвышая довольных Друзей.

Внук Чингиса, готовился он превзойти

Славу Деда, что с Детства страшился и чтил,

И готов был к «Последнему Морю» идти,

Что Границей орлиный Полёт прочертил...

И приняв в Курултае, где Реки Онон

С Керуленом холодные Воды несут,

Власть наследную, к Югу направился он, –

Положить обещая пожизненный Труд

На Создание Нового в Старом, чужом,

Что разрушить поклялся он для «Своего»

С «Первой Кровью» – от Жертвы, что вскрыл он Ножом,

И с Людьми – что клялись Кровь пролить за него...

И Орда поднялась, – за Туменом Тумен, –

И, меняя Коней, понеслась на Китай,

Тот, что замкнут в себе средь Интриг и Измен,

Утешал себя Ложью, что он «вечный Рай».

А другие Войска поскакали в Пыли

К тем Горам, что скрывают Проходы на Инд,

И до самых Истоков Теченья дошли,

И спустились к Потокам, что страшны на Вид...

Долго длилась Борьба и кипела Война,

Отливая Империи Образ в Огне:

Словно Воск вытеснялся из Формы до Дна

Враг любой, что встречался внутри и вовне.

Будто Призрак Чингиса явился опять,

чтобы всем доказать, что он вечно Живой:

Заставляя Народы в Ночи трепетать –

И оплакивать Путь предначертанный свой...

В Трепетанье Вселенной, – в Удаче, в Пирах, –

Хан купался, как в Море, и Горя не знал:

Он великий свой Двор разодел в пух и прах,

И Шелками, и Златом себя окружал.

И средь дольних Людей чтил лишь Мать – Сурготай, –

Что считал выше Женщин и выше Мужчин,

И сказала она: «Выстрой, Сын, Новый Рай,

Где ты будешь как Тэнгри на Небе Один!..»

В Ксанаду Мастера всего Света взялись

Рукотворный Оазис в Песке сотворить:

В нём сияли Дворцы, Галереи вились,

Павильоны от Глаз обещали укрыть.

Злато Крыш отражалось в цветущих Прудах

И в Каналах с Мерцанием Рыб Золотых:

В Ксанаду «Бич Миров» забывал о Делах,

И Любовь постигал средь Наложниц своих...

Но из сотен Красавиц Одну он любил,

И из Жён четырёх лишь Её выделял:

Образ Чаби у Сердца всегда он носил,

Её Облик «Примером для Всех» возвышал.

И сказала Она: «Надо дальше идти:

Ты построил Дворец – так Столицу построй!

И Орлом за «Последнее Море» лети –

И безвестные Земли за Морем открой!..»

Но Сомнение гложило Хана порой,

Беспокойством Чело омрачая и Взор –

Беспричинно в Ночи отнимая Покой,

Обращая к Подножию девственных Гор.

И Предчувствие не обмануло его:

В ясный День с них буддийский Аскет снизошёл –

Сакья-Лама приехал к Владыке «Слугой»,

Чтоб развеять Сомненье, о коем прочёл...

И спросил его Хан: «Что со мною, скажи?»

И ответствовал тот: «О, Владыка! Ты спишь!

Твоя Грёза прекрасна – о ней не тужи:

Ты же хочешь Проснуться – помочь мне велишь!»

«Я скажу тебе так: Шакьямуни прозрел,

Но отринул Миры и Отверженным стал:

С этих пор Пробужденья никто не хотел

В той Земле, где он царствовал и врачевал.»

«И поэтому каждый, кто хочет Прозреть,

Кто желает из Грёзы ступить в этот Мрак,

Должен помнить, что будет живьём он гореть,

И постигнет Страданье – Изгой и Бедняк.»

«Ты уверен, что к этому Духом готов:

С Пробужденьем сразиться и в нём победить?..»

И изрёк ему Хан: «Всё! Не надобно Слов:

Ты достаточно смог предо мною явить»

«Свою Мудрость! Но я выше всех – и сильней

В этом Мире податливом нету, чем я:

Не боюсь Пробужденья в Величии Дней –

И Ночей, что всегда провожу я, горя!»

«Пробудившись, смогу подчинить себе всё,

Что и в Грёзе Смелейший представить не мог!..»

« – Хорошо, о Владыка! Возьми же Своё!» –

Молвил Лама и скрылся за горный Отрог...

Хан почувствовал Силу, почувствовал Мощь,

И уверенной Поступью прибыл в Пекин:

Там Столицу возвёл он средь сказочных Рощ,

Средь Каналов бесчисленных, гордый, Один

Повелел Город в Городе новом создать,

И Дворец во Дворце, что как Солнце сиял:

Чтоб Страданья Людей никогда не видать,

Ограждаясь от тех, кто под Гнётом стонал...

Этим Страждущим – тысячам Слуг и Рабов –

Он велел Океан подготовить к Войне:

Покорить он стремился «Обитель Снегов»,

Что за Волнами пряталась, словно во Сне.

Весь Китай он согнал строить Сонм Кораблей,

Чтоб, Орду погрузив, Океан обуздать,

И на Пике Гордыни безумной своей

На Охоту отправился – Шторм воевать...

Но Тайфун раскидал всю Армаду; Туман

Съел Остаток, сдавая Добычу Врагам:

Ликовал молчаливо весь Мир, ибо Хан

Получил наконец-то Удар по Рукам.

И увидели все, и увидел сам он,

Что Победы – Мираж, ибо Жизнь – хрупка:

Так пришло Пробужденье, закончился Сон,

И Реальность явилась – сильнее Врага...

Умерла его Мать, а за нею – Жена:

Это было ужасней потерянных Орд;

От Тоски не спасали ни Чаши Вина,

Ни Утехи Гарема вдали от Забот.

Хан забыл о Степях, полюбил свой Покой,

И в китайских Обычаях закостенел:

На Охоту Других направлял он Рукой,

Стал безудержно есть, удалился от Дел...

И однажды, упившись, навеки уснул, –

Безразличный к грызущейся, алчной Родне,

От которой потерянный Трон ускользнул –

Растворяясь, как Грёза, в прекрасном Вине.

Мир восстал, – и Китай сбросил Иго легко, –

Так, как в хрупких Судах сбросил Орды на Дно:

Словно сам пробудился – для Грёзы Другой,

Что постичь в Пробужденье ещё не дано;

В Пробужденье – что только Этап на Пути,

Сквозь Страданье ведущего в Вечный Покой...

Ну а Лама? – Он нёс эту Мудрость в Груди,

И забрал её – Грёзу – навеки с собой!..